А ведь когда-то ей это все так нравилось.
Болезнь. Она – такая.
Нет, она и не подумает. Она давно, и снова задушила в себе побуждение…
…предложить ему чаю или лимонада. Даже если никто и не узнает. Или пригласить зайти. На минутку. Спросить как дела. Угостить печеньем.
Нет. Она в завязке столько лет.
Нет!
Нет(
Болезнь. Рецидив. Опасно. Нет.
К тому же, он ненавидит печенье.
Она отошла от окна. И нет, она не вздумает разыскивать бинокль, чтоб выяснять, что она там читает.
Нет.
Нет(
Может, он и не читает вовсе. Может, это такая манипуляция. Может, он вознамерился вернуть себе дом? Или и вовсе обнищал, и ждет новой порции опеки? Он вполне может купить книжку на последние, и забыть, что потом еще нужно будет на что-то поесть – в его духе!
Ну и… не его ли проблемы? Вовсе? Она отошла от окна. И не подходила к ему ровно 3 часа.
Тейн однажды говорила, что главная проблема надломленных созависимостью людей – доверие. Они – всегда боятся и перестарховываются. Вместо обычной внимательности у них – клиническая подозрительность, подменяющая объективность. Тейн упоминала, что говорит с отцом о том, что если он не сумеет восстановить ее способность доверять, то ей будет очень трудно просто найти свое счастье – она как дочь зависимого близка к тому чтоб удариться в отрицания и эмоциональную холодность. Она четко обозначила для себя, и вслух, что ее попытка общаться с отцом и помогать ему – носит именно такую формулу взаимовыгоды, в которой ее «Я» ищет себе именно такое тождество. Осторожный шанс, подпитываемый обоюдно. Она сказала ему, что никто не способен ее научить доверять миру – так, как способен он. Если только он захочет. И найдет в себе силы.
Ну что ж, это – их разборки.
А она – наспасалась "утопающих" еще тогда – в юности. Как и в браке – нажилась.
Через 3 часа упорного неподхода к окну, пока Брисс напекла печенья, которое он вообще-то ненавидит, посмотрела ТВ, убралась в доме, поиграла с котом и собакой, вполне добросовестно и добротно забывшись, она все же подошла к окну. С опаской, словно к другому миру. В который может затянуть.
Под дубом никого не было. Ни велосипеда, ни спешившегося наездника.
А вот книга – была.
Одна. Одинешенька.
Брисс отошла от окна. Походила. Подошла, заглянула снова. Пошла взяла тряпку смахнуть пыль. Переложила её на другое место. Выглянула из другого окна. Книга никуда не делась. Позабытая, она лежала на своем месте.