– Не берите в голову, ребята, – пробурчал Бамбер, пробуя похлебку большой деревянной ложкой. Все тридцать пехотинцев глевии расположились вокруг двух костров, составив оружие в пирамиды, скинули холодные, осточертевшие бригантины[3] на обнажившуюся от жара землю и уселись на них, закутавшись в плащи.
– Баба ж… – пробормотал Генрих, самый молодой в отряде. – Лучше уж мы, чем этот… Урод…
Из шатра князя раздался приглушенный кляпом визг. Старшина заметил, что несколько человек переглянулись. И во взглядах этих наемных вояк, уже давно привычных к насилию, неожиданно промелькнула жалость.
– Вы как хотите, господин старшина, – явно сдерживая возмущение, вдруг громко сказал Генрих, – а только я в таком больше участвовать не собираюсь! Не для того нанимался!
– Тихо ты! – Бамбер настороженно оглянулся на шатры, не слышал ли кто. Потом придвинулся ближе, обвел всех тяжелым внимательным взглядом и негромко, но веско заговорил:
– Вы языки-то попридержите, безголовые! Князь на деньги не скуп, да на расправу скор! Оглянуться не успеете, как на суку будете болтаться! Риттеры и оруженосцы не слабаки. Не факт, что справимся! Или сам мечом надвое распластает! Кто его в бою видал – тот знает!
– Это точно, братцы! – нервно поддержал один из солдат. – Видел я, как он мечом нагрудник литой, как солому, разрубал!
– Диаволу, не иначе, служим, братья! – перекрестился второй. – Я тут как-то увидел поутру, как он шлем надевал. Лицо на мгновение возьми, да и приоткройся! Так вот и видел я, братцы. Бороды нет, а кожа – как земля, темная! Вот те крест! Черный, как диавол! И глаза горят!
Алебардисты зашумели.
– Пошел брехать! – одернул его Бамбер. – С пива померещилось! У князя какая-то болезнь кожная, вот морда и потемнела! Хватит шум поднимать! Диаволы ему мерещатся… Поговори мне тут!
– А диавол он! Как есть, братцы! – сбивчиво громким шепотом снова заговорил Генрих. – Хоть в деревнях игзорьсизмы и сотворяет! Вот кто-нибудь видел хоть раз, чтобы он воду пил?
У костра наступила тишина. Солдаты уставились друг на друга, мучительно вспоминая, открыв от усердия рты.
– От то-то! – значительно прошептал Генрих, вращая глазами, довольный произведенным эффектом. – У него при седле и фляги-то нет! Мы, как костры запалим – завсегда снег топим, потому как речка эта вся во льду. А ему?