– Это хорошо когда тебя кто-то ждет, – произнес Николай. – Да и я, по правде сказать, Селиван, с радостью сюда возвращаюсь.
Он уже бывал дважды в этих местах и успел полюбить и людей вокруг и красоту местной природы.
По правде сказать, он немного волновался, как волновался всегда, когда надолго покидал родной дом.
– Года как три не был у вас, – сказал он, стряхивая пепел в сторону.
– Поболе, барин, будет, – откликнулся Селиван. – Уж четвертое лето нынче сравнялось, как вы изволили у нас гостить, – он прибавил ходу экипажу. – Эх, родные-родимые, с ветерком подкатим!
В то самое время, когда происходил этот ничего не значащий разговор между Николаем Закревским и кучером Селиваном, заблаговременно посланным, чтобы встретить долгожданного гостя на железнодорожную станцию, куда пару часов назад прибыл поезд с молодым графом, его тетушка княгиня Прасковья Сергеевна Шиловская сидела в кресле у окна своего дома и дремала в ожидании племянника. Ей было уже под шестьдесят. Это была высокая, статная женщина, которая все еще сохранила черты былой красоты.
Внезапно в комнату вбежала горничная.
– Ваше сиятельство, молодой граф подъезжают! – сообщила она радостным голосом.
– О Господи, проспала! – в волнении поднялась с кресла Прасковья Сергеевна и тряхнула головой, прогоняя сонливость. – И ты тоже хороша, нет бы разбудить заранее, а то Николаша подумает, что я уже совсем старуха и сплю сутки напролет.
Уже в дверях она спросила горничную:
– А Павел Григорьевич где?
– Его сиятельство уже поднялись и одеваются, – отвечала та.
– Ну и ладно, ладно… – произнесла хозяйка дома, зевнула и прикрыла рот ладонью: – Ох, ну и сонное нынче время.
Едва она появилась в дверях парадного входа в дом, как к нему лихо подкатил экипаж с Николаем.
– Слава создателю, приехал, наконец!.. – радостно произнесла Прасковья Сергеевна, спускаясь по ступеням навстречу гостю.
Тот поспешил к ней, они обнялись, троекратно, по русскому обычаю, поцеловавшись.
– О mon Dieu, mon Dieu (О, боже мой, Боже мой – франц.), какой ты стал взрослый! – произнесла хозяйка дома, несколько отстраняясь от Николая и рассмотрев его хорошенько. – И высокий да статный, просто не узнать!
– Да, ma tante (моя тетушка – франц.), мне уже восемнадцать недавно сравнялось, – ответил юноша.
– Я так рада твоему приезду, chere amie (милый друг – франц.)! – искренне воскликнула Прасковья Сергеевна. – А то мы тут без молодежи только и делаем, что старимся потихоньку.