Что касается меня, я выбрал смерть в водной стихии. Попробую объясниться.
В раннем детстве, когда я узнал о лагерях смерти, мне было непонятно, отчего люди терпели такие муки и не убивали себя сами. Положим, заключенных лишают всех средств самоубийства, как-то веревки, ремни, шнурки, бритвы, ножницы и прочее. Но ведь для прекращения жизни человеку достаточно остановить свое дыхание, а для этого не нужны никакие приспособления.
Позднее, в пионерском лагере, я ознакомился с романом Джека Лондона «Мартин Иден», в котором герой, пресыщенный литературным успехом, ночью выпрыгнул с корабля в открытый океан, отрезав себе путь к возврату, а затем нырнул на максимальную глубину, где и захлебнулся среди фосфорисцирующих рыб.
И наконец, в средней школе я прочитал пьесу А. Н. Островского «Гроза», в которой героиня прыгнула с обрыва в Волгу, и роман М. А. Шолохова «Тихий Дон», где одна из героинь заразилась легкой по нынешним временам венерической болезнью, заплыла на середину одноименной реки и утопла.
Все это вкупе сформировало у меня образ утопления как довольно привлекательный и чистенький по сравнению с повешением, безобразным выстрелом в рот, прыжком с небоскреба, ну и так далее. Главное же, как я теперь понимаю, попытка утопиться является наиболее обратимым из всех перечисленных способов. А я, даже наедине с самим собой, все пытался кому-то что-то изобразить. Все как будто хотел кому-то показать: «Доиграетесь»!
Должен заметить, что утопиться в нашем городке не так легко, как, скажем, в Санкт-Петербурге, называемом Северной Венецией из-за обилия каналов, рек и прочих водоемов. Одной из характерных черт нашего города-героя является как раз то, что в его границах не протекает ни одной мало-мальски порядочной реки. А река Улема, близ которой в XVIII веке был заложен Петром Великим градообразующий металлургический завод, давно превратилась в зловонный ручей, с трудом пробивающийся среди скопления ила и нечистот. Теоретически, конечно, можно утонуть и в Улеме, и местные СМИ ежегодно сообщают об отлове 3-5 неопознанных трупов, но эти несчастные не столько утонули в воде, сколько увязли в зловонной жиже, а это непристойно.
В моем распоряжении, таким образом, оставался только пруд парка имени купца Наныкина, ранее Луначарского, облагороженный благодаря окрестным застройкам региональных богачей так называемой