– Кого же ты там представляла? – чужим голосом спросил я.
– Куклу наследника Тутси, – просияла Серафима и прошлась по кафе походкой заводной куклы.
Она ничуть не удивилась моему предложению. О цене мы столковались так легко, что я пожалел о своей поспешной щедрости. Я пообещал выдать девушке семь тысяч перед началом операции и столько же по её успешном завершении. То есть, после её замены механической копией. Когда и каким образом произойдет эта замена, я пока не знал. Но для меня, как для приговоренного к смертной казни, и несколько дней оттяжки казались целой вечностью. И я, как беременная школьница, надеялся, что через несколько дней все рассосется само собой. К счастью, Серафима не спрашивала меня о сроках контракта. У меня даже сложилось впечатление, что она рада самой возможности поблаженствовать в чертогах олигарха.
Успех переговоров превосходил все мои ожидания. Мы настолько остались друг другом довольны, что в качестве бонуса девушка предложила продемонстрировать мне свои уникальные способности. Для этого мы должны были немедленно отправиться через дорогу, в новый торговый центр «Грёзы Кахора». Но если нас встретит кто-нибудь из её знакомых, надо говорить для конспирации, что я дядя Саша из Челябы.
Насколько я себя помню, я впервые оказался на людях рядом с такой красотой. Серафима на каблуках была почти на голову выше меня, её смуглые ноги струнами уходили в головокружительную высь, а сквозь эфемерное платьице просвечивало символическое белье. Это зрелище было настолько диким посреди озабоченного дневного города, что на нас таращились прохожие. И вместо законной гордости я испытывал жаркий стыд.
Серафима рассказывала о своем новом номере, посвященном юбилею Куликовской битвы, в котором она и ещё одна девушка будут изображать поединок Пересвета с Челубеем. На них будут трусы и лифчики из настоящей кольчуги, которые они, с благословения епископа, будут срывать друг с друга копьями. А потом Серафима в роли Пересвета прикует Челубея к шесту и как следует выпорет плеткой.
Нервно посмеиваясь, я не смел прямо взглянуть на Серафиму, чтобы изучить её досконально, и лишь боковым взглядом улавливал её обнаженное коричневое плечико, на котором была изображена причудливая изумрудная змейка с рубиновыми глазами, раздвоенным языком жалящая собственный хвост. Это было невероятно: матовая кожа Серафимы отражала солнечный свет, как обивка кожаного дивана. На ней, даже с самого близкого расстояния, не было заметно ни малейшего изъяна, характерного для самой идеальной младенческой кожи: ни единой оспинки, царапинки или родинки, никакого тебе пушка или волоска. По сути дела, Серафима даже меньше напоминала живое существо, чем её пластмассовая копия Аманда.