Он как будто завязал мне тогда на шее теплый шарф. Чтобы не холодно, чтобы не простыла – вот как это до сих пор ощущалось. Заботой, неравнодушием, терпением.
«Приходи, я буду ждать».
Это прекрасно – знать, что ждать тебя будут долго. Вечность.
Пусть у меня нет этой самой вечности, зато есть сегодня.
И еще телевизор, который я теперь включала по вечерам, надеясь, что в новости попадет хотя бы коротенький репортаж с Маноласа, что покажут вдруг знакомое лицо. На пять секунд, ладно, пусть на четыре. Да хотя бы на одну.
Забавно уметь летать, иметь способность долететь и взглянуть на кого-то самой, но тяготиться радостью предстоящей встречи – это особенное наслаждение.
К тому же совсем не изучены еще «Сикха» – пламя души – и «Эиг» – временная спираль. А они в новой составной руне будут играть первостепенную роль.
А вот кусочек пирога бы не помешал… Жаль, не попросила с утра у Майи. Зайду завтра, закажу на обед его или ореховый рулет (выбор между одним вкусным десертом и другим подчас самый сложный) – жена Иннара, как всегда, расплывется в довольной улыбке. Любой повар рад, когда его творение уплетается за обе щеки.
А пока чай. И пульт от телевизора.
Потому что семь вечера. И нет, я не жду.
Но вдруг случайно включат в вечерний выпуск репортаж с Маноласа…
* * *
Манолас.
Аид.
(The Polish Ambassador – Eastern Eyes Western Skies)
– Вы знали, что подписались работать в месте, где не соблюдались правила техники безопасности?
– Знал.
– И вам было все равно?
– Мне хорошо платили.
Санара повторял эти вопросы уже не первый десяток раз за день и чувствовал себя утомленным седым профессором, принимающим экзамен у отсталых студентов. Манолов в каком-то роде и впрямь можно было назвать если не «отсталыми», то однозначно странными – недалекими, сызмальства помешанными на привитых бобенами (*местный аналог шаманов – прим. автора) ритуалах, заменяющих им и еду, и сон, и молитвы. У стоящего посреди шатра большого, потного и грязного мужчины были не глупые, но совершенно пустые глаза – два темных колодца без дна. При росте под метр девяносто, черных курчавых волосах и совершенно круглой форме век, они казались зловещими. И еще эта выдвинутая, как ковш экскаватора, нижняя губа. Местная особенность расы – Аид понимал, – но она совершенно не к месту его раздражала. У всех эта чертова губа, как под копирку, даже у женщин.