Медленно, сквозь сжатые зубы, Гришка процедил:
– Это мой брат. И если ты, падла, сейчас же не побежишь в сельсовет, я тебя убью. Прямо здесь. Усёк?
И без того бледное, лицо Серёги побелело.
– Да усёк я. Чё ты разбушевался-то?
– Если не вернёшься с врачом через полчаса, из-под земли тебя достану.
– Да сказал уже, что схожу. Убери поджигу, – ответил Серёга, но не пошевелился.
Гришка медленно отпустил его ворот и отвел поджигу от лица.
– Мы дойдём до края леса. Покажешь врачу дорогу.
– Покажу! – рявкнул Серёга, потирая шею.
– Мигом чтоб мне!
Серёга послушно потрусил по тропинке.
Гришка засунул поджигу за пазуху и вернулся к брату.
Витя лежал на земле согнувшись. Он уже не стонал, но так же закрывал лицо руками. Сквозь ладони просачивалась кровь. Сердце Гришки защемило.
«Что я наделал! Что я наделал! Это же брат мой! Я его оставил без глаз! Слепым! На всю жизнь! Отец с меня три шкуры снимет!»
Губы дрожали, зубы стучали, слёзы затуманивали всё вокруг. Он почувствовал, как гримаса отвращения и страха передёрнула его лицо при воспоминании об отце.
«Дурак я! Дебил! Зачем я вообще Витьку в эту аферу втянул? Теперь всё поздно. Ничего ему уже не поможет! Глаза не вернуть никогда. Отец убьёт меня. Тогда, из-за пальца Витькиного, чуть насмерть не прибил, сейчас точно убьёт. Вытащу брата из леса, а потом уйду из дома. Навсегда уже. Сбегу в Ульяновск».
Гришка стиснул зубы и подошёл к Вите:
– Вставай, брат. Вставай, идти надо, – он помог Вите подняться.
Витя жалобно скулил, покорно вставая и всё так же закрывая ладонями лицо. Кровь просочилась сквозь правую ладонь и тонкой струйкой стекала к локтю.
Гришка крепко взял брата за предплечье:
– Я тебя буду вести. Постарайся идти как можно быстрее.
Голос Гришки звучал приглушённо, будто он говорил сквозь подушку. Витя почувствовал, что всё прекратилось в один миг: и комариный писк в ушах, и яркий пронизывающий свет, оставив вместо себя только тупую, ноющую боль. Мир погрузился в темноту.