– Странно как-то, Луны нет, – промолвил тихонько Пётр, после рассказа, совсем отвлечённо, хоть и внимал каждому слову. – Абсолютно нет, даже звёзд. Но будто множество маленьких Солнц расположилось на небе. Одни – поменьше, другие побольше, как вот та, что слева от нас. И ветер задувает, будто спиралями. Чувствуешь, как резвится? Да и дождь какой-то странный, без туч. Будто падает с самого неба, так ещё и жжёт кожу своими каплями.
– И впрямь, нет ни звёзд, ни Луны, ни туч, а дождь капает – подняв голову на небо и осмотревшись по сторонам, подтвердил Вася. – Ну-ка, вытащу руку. Ах, сука! Жжёт, будто кипятком облили! Ты как вообще ходишь здесь в одной футболке, так ещё и без шапки?
– Я чувствовал боль и сильнее. Намного, вы себе такую и представить не сможете. – Сказал Пётр и продолжил наблюдать за удивительным небом, пытаясь запомнить в деталях игру тёмно-синих оттенков, переплетённых в борьбе золотистых проблесков Солнц, что усеяли вечернее небо. Поразило сознание Петра и особенно выделившийся на фоне далёкий, раздроблённый разрядом молнии чёрный ствол, стоящий на возвышенном холме в своём печальном одиночестве. «Такой пейзаж не увидит больше никто» – подумал про себя Пётр.
Василий ничего не ответил на столь строгий, сухой ответ.
Ещё некоторое время они шли в тишине. Василий погряз в собственных мыслях, что начали поглощать его, словно болото, и всё его внимание было сосредоточено лишь на догорающей сигарете – ему было не до разговоров. Пётр ничего не говорил по более тривиальной причине – он не знал, что сказать. Однако, спустя около пяти минут ходьбы, когда дождь уже почти весь пропал, а лучи Солнца начали появляться ещё совсем малыми порциями за дальним горизонтом, что был виден через узкие пустые пространства меж домами, загоняя темноту в самые далёкие углы, избивая её до смерти каждым новым проблеском разгорающейся звезды, знаменовавшей начало нового дня, Пётр решился спросить:
– Получается, ты убил моего отца?
Второй раз за ночь глаза начали бегать у Василия. Но в этот раз не от безумных слов Петра, удивившего старика до трясучки. Нет, в этот раз от испуга. Сравнимого с загоном в угол плешивого и худощавого волка охотниками, вооружёнными демоническим, убийственным средством, которое люди именуют «ружьём».
Бросив свою сигарету, огонь которой начинал добираться до кончиков пальцев, он пытался говорить уверенно, но дрожь пробиралась через его горло: