Пётр же, слышавший до этого только звуки, увидел последствия совершённого преступления только спустя десять минут, когда крик прекратился. Мальчик, чьи руки наполнились кровью, неторопливо пошёл в обратную сторону, снова на ту же дорогу, где был разбит фонарь, и шёл, плача в раскаянии. Петенька не хотел убивать. Он хотел лишь справедливости.
Пройдя своё шествие и вновь пропав с поле зрения Петра, взрослый мужчина, что наблюдал за миром по ту сторона экрана, понял всё, что произошло с юным им в те минуты. Пётр услышал шаги, что текли, как вода, но с отчётливым топотом, но не столь странное сочетание звуков смутило Петра. А то, что звук доносился сзади него.
«Ты знаешь о двух своих преступлениях против человечества. Время расплаты.» – сказал обернувшемуся Петру тёмный силуэт без лица, кожи, костей и мяса. Пётр не успел издать и звука, как длинные, бестелесные руки обогнули шею мужчины и начали давить с мощью, сравнимой с чёрной дырой, и мир, сзади него, обрушился под гнётом тьмы, закрывшей его полотном несвета. Пётр не мог дышать. Он перестал видеть. Слух пропал, как и боль. Осталось только чувство сжатия. Бесконечное удушение без проблеска надежды. В таком состоянии Пётр прожил более тысячи лет.
Пётр полностью потерял восприятие мира. Самыми сложными были первые десять лет – когда все ощущения ещё сильны, но ты не можешь ничего сделать, чтобы остановить пытку, что не просто страшнее смерти. Она страшнее любой жизни на Земле. Пётр стал мучеником, а приговор ему вынесен был тьмой. Обездоленной, обиженной, оскорблённой тьмой, что хотела лишь мстить. Уничтожить тех, кто родился под заревом света, а не в обугленной темнотой душной комнате, наполненной запахами безумства и ненависти. Уничтожить сам свет, что получал с каждым годом всё больше силы, придаваемая прожекторами, фонарями и блестящими неоном вывесками. Затем навсегда погрузив мир в бездну свету. Пётр же теперь обязан выслушать и тьму, несмотря на её вечное безмолвие.
Дальнейшие сотни лет, когда Пётр смирился со своей жизнью и перестал ощущать время, пространство, и какие-либо другие чувства, прошли практически незаметно. Он перестал о чём-либо думать, Пётр не считал уже каждую секунду, надеясь, что вот-вот и всё кончится – нужно подождать и тебя отпустят, обязательно выпустят снова на свет. Пётр погрузился в себя, впав в анабиоз и, быть может, вспоминал о своей прежней жизни раз в несколько лет, которую помнил он так плохо, однако мысли его эти быстро отпускали.