В больнице тогда я пролежал совсем недолго, всего пару дней. Врачи беспокоились, что обмороки будут повторяться. Мои перепуганные родители успели немного прийти в себя, но тем не менее старались все время находиться рядом со мной в палате. Последствиями удара током были сильная слабость, головокружения и мучающие меня головные боли. Впрочем, они не так сильно мне досаждали и постепенно сошли на нет уже в течение первой недели после выписки из больницы. Но, кроме этого, я заработал непрекращающийся звон в ушах. Этот звон был особенно сильным, не давал расслабиться и никак не хотел проходить. Со временем он, конечно же, поубавился и стал намного тише, но так и остался со мной навсегда.
– Это просто чудо какое-то, что сердце вашего сына не пострадало, – с воодушевлением сообщил лечащий врач-педиатр перед выпиской моей маме, разглядывая каракули, написанные кардиологом. – Счастливчик, он видимо родился «в рубашке». Давление в норме. И никаких шумов или нарушений в работе. Не каждый взрослый может выжить после такого.
Родители были на седьмом небе от счастья и всячески старались отблагодарить всех причастных к моей реабилитации докторов. Я же из всего сказанного врачом сделал вывод, что я особенный ребенок, и ходил важный и гордый, наверное, целые полгода. Это все потому, что был слишком впечатлительным и доверчивым.
Насколько я могу припомнить, странные вещи начали происходить со мной где-то через месяц или полтора после происшествия с трансформаторной будкой. Как я уже говорил, чувствовал я себя уже неплохо, а звон в ушах привлекал мое внимание, только когда я находился в полной тишине, но никогда особо не мешал. По ощущениям этот шум звучал как тихое ненастроенное радио: то глуше, то звонче. В одно прекрасное утро я проснулся и лежал в кровати, еще в полудреме, периодически потягиваясь. Я начал прислушиваться к шуму в ушах, и вдруг услышал шепот каких-то голосов. Я прислушался, пытаясь уловить суть разговора, и даже не удивился, поняв, что эти голоса, во-первых, мне незнакомы, а во-вторых, звучали они только в моей голове. Я так и не смог понять смысл их речей, да и не запомнил. Голоса эти каждый раз начинали между собой свои беседы, когда я прислушивался, и тут же замолкали, как только я раздраженно давал им команду замолчать, или же просто отвлекался на другие дела. Но это было еще половина беды, так как через неделю или две после этого мой молчаливый невидимый друг, которому я порой изливал свою душу и свои детские мечты, вдруг заговорил со мной.