Затем взял нежные с длинными тонкими пальцами руки Ангелины, страстно прижал к своим губам. Девушка потупила глаза, залилась румянцем:
– Алексей Александрович, не надо так… Я – не особенная, я – такая, какая есть. Иногда я вас боюсь, вы – очень сложны для моего понимания. Я – простая девушка, выросшая в провинции, далека от мира белой эмиграции и аристократических условностей. Мы с вами – очень разные.
– Ангел мой, извини, если я чем-то огорчил тебя. Геля, милая, почему до сих пор называешь меня на «вы» и зовешь по имени и отчеству? Неужели, за эти годы я не заслужил твоего доверия и близкого отношения ко мне?
Вдруг девушка, набравшись смелости, посмотрела в близорукие темные, полные нежности и ласки, глаза Алексея, тихо, почти шепотом спросила:
– Алексей, Алеша, вы любите меня? По-настоящему, на всю оставшуюся жизнь?
– Конечно, милая моя малышка. Ты мне очень дорога, ты – мое дыханье, ты – моя радость, ты – свет, озаряющий мой мир…, – страстно прошептал Троицкий и нежно прижал Ангелину к себе, прикоснулся губами к ее трепетным, не познавшим еще поцелуя, губам.
Девушка отпрянула. Прикосновение влажных и холодноватых губ Алексея вернули ее в реальность. Она поняла, что этот молодой аристократ не любит ее, а просто очарован ее юной непосредственностью и таинством ее души, которую даже сама она не познала до глубины.
Ангелина освободилась от объятий Троицкого, молча повернулась и пошла прочь. Алексей схватил ее за руку и повернул к себе:
– Ангел мой, прости, прости. Я не хотел обидеть тебя, душа моя. Извини за мое столь наглое поведение, за мой дерзкий поцелуй. Я напугал тебя, малышка?
– Алексей Александрович, я не из-за вашего поцелуя… Просто это сватовство и прочее… Так неожиданно все произошло…, – невнятно проговорила Ангелина.
– Я хочу домой, – прошептала девушка каким-то расстроенным голосом.
Тогда Алексей просто обнял ее, стал гладить по голове, вдыхал запах ее волос, целовал волосы и шептал:
– Все будет хорошо, все будет хорошо…
Девушка прижалась к Троицкому и в ней бушевал ураган чувств: Алексей был ей по-своему дорог и близок, но в то же время какая-то наигранность и неискренность его поведения смущала ее, она не знала, что ответить ему, впервые она была в таком глубоком смятении.
Она не любила Троицкого, но почему-то жалела его, сама не знала, почему жалела, ведь Троицкий – известный в своих кругах ученый, богат и знатен, его любили женщины, хорош собой – нет причин жалеть такого блестящего и успешного мужчину. Но какая-то непонятная женская жалость волной накрывала ее при виде Алексея.