Проданный Дом - страница 40

Шрифт
Интервал


От раздумий, как ото сна, очнулся. Рядом стоял Валерий Вардани с лицом похожим на пепел, воспалёнными после бессонной ночи глазами. Михаил заметил подавленное состояние вчерашнего знакомого, нехотя спросил: «Что-то случилось? Могу помочь?»

Неожиданно Валерий откликнулся на участие странными словами: «Нехорошо, нехорошо и горько».

Обессилено привалился плечом к оголённому дереву. С шумом вдохнул холодный воздух. Затем медленно, как сигаретный дым, выдохнул. С паром вместо дыма.

– Ударили по самому больному! Намеренно, расчетливо. Михаил, сможешь подтвердить на следствии отсутствие ночью профессорского работника?

– Сухроба? – воскликнул Цветков.

Про себя подумал: «Только развязался с одним судом, как намечается второй. С ума посходили в этом Чухлове». Смутное подозрение снова появилось насчет причастности Сухроба к нападению на Вардани.

– Прошлой ночью, во время драки, – предположил Михаил, – заметил похожего на Сухроба. После чего он больше в улыбинском доме не появился. Утром его безрезультатно искали. Тысяч триста рублей увел у профессора. Наверное, махнул в родной Ташкент. Сказанное подтвержу.

– Про деньги не знал, но произошло страшное. Пойдем в зал заседаний, – предложил Вардани.

Перед открытой дверью толпился местный люд. По разочарованным лицам Михаил догадался о завершении «улыбинского дела». Видимо, не в пользу жалобщика. Зашли в зал заседаний. Адвокат с надменной усмешкой что-то выговаривал профессору и пожилому краснокожему мужику. Неожиданно Улыбин отчетливо бросил в адрес краснорожего: «Власовец! Предательство в генах вашей родни. Жаль, родитель мой помер, а то бы рассказал. В сорок третьем по вине твоего деда-выслужника семью моего отца продовольственных карточек лишили. Так бы башку и открутил гаду!»

Улыбин напрягся и стал походить на носорога, готового таранить противника. Красномордый молниеносно ретировался. Тут профессор заметил Цветкова, быстро переключив внимание.

– Дружка не обманул, судья не только дело закрыл, но и оштрафовал соседа-ябедника. На двести рублей. За преднамеренный оговор. Вот так. Пойдем, Сергеич, – профессор ласково обратился к адвокату, – денег я тебе не дам, но стокилограммового хряка погружу в машину. Живьем. Домой в Ярославль увезешь!

– А что, – разволновался адвокат, – и борзыми щенками беру. Не брезгливый. Я с народом, а не с «басманным правосудием»!