– Как посмел? Ты что о себе возомнил?! – сокрушался в гневе чужак. – Я тебя сейчас сам прикончу!
– Да погорячился я, – начал оправдываться мужчина. – Он бежать вздумал. Вырвался, столкнул лампу, пролил всё масло для освещения, выродок. Вот я и взбеленился. Отходил его черенком, да так, что насмерть забил. Эдак, я же взамен тебе мешок чистейшей муки принес, высший сорт, почитай. Чай, дороже будет, чем душонка этого безбожника проклятого!
– Не тебе решать, сучий сын! Не хочу слышать твое блеянье. Веди всех в трюмы.
– Виноват. Будет исполнено, – нехотя буркнул бородатый мужик. – А ну, сволота, пошли на лодку все живо! – еще сильнее разозлившись, он приказал своим невольникам. Сам же шел, замыкая строй, словно все обещанные десять душ вошли на корабль.
Капитан судна спустился в трюм.
– Во черти! Опять в «Мόргана» играют. Хорош! Снимайте всё с бочек, да тащите на сушу. Строго девять штук! – скомандовал строгий хозяин.
– Мόргана? – полюбопытствовал «мужчина с берега», которого звали Фрол. Но чужеземец, что приплывал за «товаром» раз в год, не любил имен, прозвищ и любых родовых предназначений.
– Да, весь путь развлекают себя этой игрой. Будь она не ладна, проклинаю ее! – зло кричал капитан на свою команду, что выносила с трюма бочки. – Я уже и доску в море выкинул, так они накарябали новую на крышке одной из бочек. Вон, видишь? Забирай и ее тоже. Не жалко, только чтоб подальше отсюда. Пущай немного подвигаются бездельники.
Фрол с любопытством потер пальцами по краям небрежно вытесанных линий. Он вел по ним, ощущая повороты и углубления. Рисунок походил на паутину, что затягивала в свои сети новую, ничего не подразумевающую жертву.
Единственным сошедшим обратно с неизвестного корабля был Фрол. На берегу он в одиночку поспешно уложил тяжелые бочки в телегу.
Не так давно он взял за правило никогда не оборачиваться вслед уплывающему кораблю, мечтая больше его никогда в жизни не увидеть. Данные когда-то клятвенные обещания он больше не мог исполнять без терзаний души. Свое постоянное теперь состояние он называл «мука мученическая».
Больше полжизни он посвятил мельничному делу. Осваивал ремесло, новые степени помола, сорта пшеницы и даже усовершенствовал технологии переработки. До глубины сознания он был предан только мысли о том, что он приобщен к очищению зерна от шелухи в чистую природу «матушки муки». Лишь она тот материал, исконно-чистый и непорочный. Сам создатель руководит его рукой во время помола, а силы природы наполняют и придают движение механизму мельницы, превращая ее в рукотворное оружие Бога. Которому под силу очищать, измельчать, просеивать и вновь создавать.