Молодого мужчину, как на грех, не волновала ни одна из них. Его статное тело, упакованное по последней итальянской моде, не замечало призывных взглядов ни самой Светки, ни стареющей, но не потерявшей женской привлекательности Софьи Андреевны. Как бы то ни было, но записная самогонщица за собой следила, не забывая аккуратно подводить поредевшие брови и вовремя красить длинные, с кудряшками волосы в огненно-рыжий цвет. Поблёкшее от пития и возраста лицо молодящейся женщины слабо гармонировало с розовым костюмчиком молодёжного покроя, купленным ею по случаю на сезонной распродаже. Тем не менее, искреннее желание Соньки-брошенки понравиться мужчинам, приходящим в её дом опохмелиться или разжиться денежкой до получки, вызывало у Тимофея искреннее уважение.
Светлана была абсолютно уверена, что любовной связи между её бывшим, некогда желанным и любимым мужчиной Тимофеем Гордеевым и её матерью не было. Но крепкая дружба между ними, видимо, возникла не на пустом месте. Знающие люди поговаривали, что все Гордеевы приворовывают в соседнем городке и потом, якобы, по дешёвке сдают краденое Светкиной матери, имеющей с продажи неплохие дивиденды. Так ли это было на самом деле, никто из «знатоков» не мог ни подтвердить, ни опровергнуть. Да и лавочку по продаже «антиквариата» вскоре пришлось прикрыть по причине ареста самого главного поставщика по имени то ли Жорик, то ли Жоржик – никто из перекупщиков краденого не знал ни его национальности, ни настоящего имени. А вот Софье Андреевне несказанно повезло: самогонную криминальщицу не выдал ни один из покупателей горячительного напитка, продаваемого ей в пластиковых бутылочках под видом домашнего лимонада.
Долгими зимними вечерами, сидя за кухонным столом, Светлана обречённо выслушивала свою учёную мать, нудно вещающую о тех благах, которые девушка могла бы иметь, будь у неё любое, лишь бы высшее образование. А всего полгода назад Софья Андреевна, видя горькие слёзы потерявшей ребёнка дочери, молчала не только об учёбе, но и вообще обо всём, что касалось её дальнейшей судьбы.
– Девчонка должна отойти, – шептала она Ритке, призвание которой было заговаривать острую сердечную боль. Ритуля, прозванная Коброй за изворотливый ум и длинные тонкие руки, успокаивала своих пациентов лечебными настойками из сваренного ею самолично самогона с добавлением каких-то ею же собранных на соседнем пустыре травок, заговорённых проверенными веками молитвами. Знахарка местного значения творила за символическую плату привороты на любовь под бормотание одной ей известных божественных заклинаний. Но, как все богобоязненные повитухи, не брала никакой платы за криминальные, не всегда благополучно заканчивающиеся аборты.