После проверки вещмешков на наличие алюминиевых кружек и ложек мы отправились на вокзал. Шли мы пешком, шли долго, таща двадцатикилограммовые коробки с сух-пайками. Такой вот своеобразный десятикилометровый марш-бросок с отягощениями. Прошли через железнодорожные пути, те самые, которые славились, как я ранее рассказывал, своими несчастными кровавыми историями. Историями, как ребята различных призывов, замученные службой и нерадивыми сослуживцами, сбегали через забор, попадали на пути и в итоге их, расчлененных, отправляли к родителям домой в заколоченных ящиках. И правда, пути эти располагались прямо напротив забора части. Когда я проходил вдоль рельсов, в моей голове рисовались страшные кровавые картины, которые напомнили мне еще одну кровавую картину, которая нарисовалась годом ранее. Я вспомнил сержанта, повесившегося в проеме заброшенного здания, находящегося на окраине территории части. Причина заключалась в том, что парень повесился после того, как его бросила любимая девушка. Ранее жизнерадостный, общительный, всегда улыбающийся, он в один день стал замкнутым и неразговорчивым. Никто не знал, что произошло, все считали, что просто человек не в настроении, замучен тяжелой службой, да мало ли что… Никто не поинтересовался, что у него в голове и на сердце. Никто даже не спрашивал, что с ним, всем было просто наплевать, пока его, двадцатилетнего парнишку, не сняли мертвого с петли…
Девчонки не знают, не могут понять, каково их ребятам в армии. Минутное общение по телефону раз в неделю или письмо, написанное любимой женщиной, облегчало существование многим парням.
Жизнь была тяжкая, такая, которая могла довести до самоубийства. Весточки из дома солдаты прятали под подушкой, кто-то плакал, читая послания издалека, потому что соскучился по своей любимой. Постоянный стресс давал о себе знать.
Свое, долгожданное письмо, с запахом цветочных, свежих духов, я от Вики так и не получил. Случалось раз в неделю позвонить. Разговор всегда выходил немного нескладным: Вика говорила, что у нее много работы, что отправить письмо – это целая история, а времени у нее совсем не хватает… Было тяжело. Мне не хватало ее. Я был подавлен. Связь между нами как будто терялась. Я все сваливал на ее работу: напряженно трудится, чтобы не ударить в грязь лицом перед начальством, может, и правда, ей не до писем и не до болтовни сейчас. Но все равно – плохо, неприятно. Слезились глаза. Не отпускало стойкое ощущение, что нить рвется – отношения подходят к концу…