Курт, начальник лагеря, что-то вдруг вспомнив, сосредоточенно роется у себя в коричневом потертом портфеле, достает лист бумаги, озаглавленный черным хищным орлом с мелко набранным на печатной машинке текстом. Протягивает Артуру:
–Прочти. Это приказ командующего нашей шестой армии. Либерализм Паулюса иногда перехлестывает через край. Он просто гуманист какой-то! То ли дело, покойный старина Рейхенау! Виселицы и только виселицы при нем стояли от Варшавы и до Харькова. Сам фюрер стоял у его гроба…
Артур, не спеша и очень внимательно читает приказ. Его лицо светлеет, кажется, он не верит своим глазам, и он начинает негромко повторять вслух:
–« освобождать пленных, в первую очередь лиц украинской и других местных национальностей, рядовой и сержантский состав, за исключением состава, принадлежащего к ВКП(б) и еврейской национальности при условии их возвращения к крестьянскому или ремесленному труду под поручительство сельских старост…– он поднимает блестящие мигающие глаза, секунду смотрит на Курта и снова склоняется над бумагой: …-и полицейских. Указанное мероприятие охранным частям осуществить с соблюдением мер учета и предосторожности до начала сельскохозяйственных осенних посевных работ». Да-а-а…
–Я, дорогой Артур, вначале тоже не поверил своим глазам, -Курт, заметно прихрамывая, прошелся по комнате, налил из графина воды в стакан, постоял и поставил его на стол, – а потом стал думать. Оно ведь иногда полезно –пошевелить мозгами, пока их тебе не вышибла русская пуля… Во-первых, тут не Белоруссия, партизанить особо негде и по лесам они не разбегутся. Во-вторых, на дворе не сорок первый год и перед нами не морально устойчивая кадровая Красная Армия, погибшая еще до Днепра, а наспех сколоченные дивизии из местных крестьян среднего возраста и имеющих семьи, жен и детей, то есть, тяготеющих к дому. А дома надо эти сожженные поля уже сейчас вспахать и посеять, чтобы прокормить свои семьи, так? Так. В общем, освобожденный от неминуемой смерти на фронте и такой же гарантированной смерти в лагере, Иван никуда, кроме как к себе домой, к семье, не пойдет, даже под влиянием еврейского комиссара.
–Согласен. Пусть идут, кормят и себя и нас? Поля без пахарей Рейху не нужны?
–Не нужны, унтерштандартенфюрер. Но есть и еще один резон, и, наверное, самый главный.