Высокий худой мужчина, который стоял перед Коповским, был очень похож на Черного Человека, о котором говорила бабка. Неподвижные глаза, хищный ястребиный нос, аскетическое лицо, похожее на череп, обтянутый кожей, магнетический взгляд…
Но одет он был не в черный, а в серый плащ; на его ногах были не сапоги с высокими голенищами, а обыкновенные остроносые туфли, писк последней моды; а вот на голове красовался большой берет, украшенный фазаньим пером и какой-то эмблемой, выполненной из серебра с чернью, – ну точь-в-точь такой, как описывала в своих россказнях старуха Живалкова.
– Святой отец не ошибся, – тем временем продолжал говорить незнакомец. – Вы именно тот человек, которого я искал.
– Кто… вы? – наконец выдавил из себя Стах.
У него внезапно пересохло в горле, а язык стал неповоротливым и шершавым. Казалось, что глаза незнакомца прожигали ему грудь и высасывали из тайников души самое сокровенное. Откуда он узнал про нож в кармане?
– Я тот, кого вы ждете.
– А… Ну да…
Коповский вытолкнул воздушный комок, который застрял в горле, и немного приободрился.
– И что пану от меня нужно? – спросил он намеренно грубо, чтобы скрыть растерянность.
– Немного. Всего лишь добросовестное служение церкви и Святому престолу.
– Так вы святоша…
Стах криво ухмыльнулся, почувствовав облегчение, – он, грешным делом, подумал, что перед ним сам нечистый.
– Что ж, подвиги во имя веры для меня не в новинку, – сказал он цинично. – Давайте адрес.
– Какой адрес?
Кажется, незнакомец удивился.
– Ну, того человека, которому нужно ребра пересчитать, чтобы он уверовал.
Когда неофиты упрямились и не шли под крыло католической церкви, Рудзевич прятал сладкий пряник в рукав сутаны и доставал кнут.
На таких упрямцев неожиданно сваливалась масса неприятностей: у одного кто-то ночью выкопал картошку; у второго неожиданно сдохла кормилица-коза; у третьего сгорел хлев с пернатой живностью; четвертый не мог брать из своего колодца воду, потому что в ней плавал мазут; а самого непонятливого поздним вечером избили до бессознательного состояния и забрали последние копейки.
В общем, было от чего расстроиться и попросить помощи у Всевышнего.
И тут появлялся, словно добрый ангел, ксендз Рудзевич. Он медоточивым голосом внушал обиженному людьми и судьбой, как хорошо живется тем, кого приняла в свои объятия католическая церковь.