– Доброе утро, премьер-министр, – пробормотали они нестройным хором, с почтением в голосе.
Никто из них не посмел взглянуть ему в глаза, и все они ожидали, что он им скажет. Прокашлявшись, он выговорил:
– Что ж, приступим, пожалуй.
Больше ничего на ум ему не приходило, но тут, наудачу, к нему протолкался человек, постарше других и в таком же дорогом костюме, как у него, и, взяв за локоть, увлек за собой по коридору.
– На пару слов.
Открылась дверь, и они вошли в комнату.
– Ваш кофе здесь.
Они были в комнате правительства. Посередине длинного стола, перед самым большим креслом, стоял поднос с кофе, к которому премьер-министр устремился с такой прытью, что последние шаги почти бежал. Он надеялся успеть первым и завладеть сахарницей. Но к тому времени, как он опустился в кресло, весьма строгого вида, ему уже налили кофе. Сахара на подносе не было. И даже молока. Однако в серой тени кофейника он различил полумертвую синюю муху. Ее крылышки то и дело подрагивали. Джим заставил себя отвести взгляд от мухи, когда к нему обратился другой человек. Ему казалось, он вот-вот чихнет.
– Насчет Комитета 1922 года [5]. Знакомые все, мать их, лица.
– А, да.
– Прошлым вечером.
– Конечно.
Дрожавшие мушиные крылья издавали легчайший шелест покорности судьбе.
– Рад, что тебя там не было.
Синяя муха, умершая больше чем десять минут назад, чересчур горчит. Но полуживая или едва умершая имеет привкус сыра. Стилтона, по большей части.
– Да?
– Это мятеж. Во всех утренних газетах.
Ничего не поделаешь. Премьер-министр понял, что сейчас чихнет. Он почувствовал, как его распирает. Наверное, из-за недостатка пыли. Он ухватился за подлокотники. Его словно взорвало, и на миг ему показалось, что он отключился.
– Будь здоров. Шла речь про вотум недоверия.
Когда он поднял дурацкие веки, закрывшие ему глаза, мухи уже не было. Он ее сдул.
– Ебать.
– Я тоже так подумал.
– Куда же… В смысле, куда они клонят?
– Все туда же. Ты тайный обороти́ст. Отлыниваешь от проекта. Не можешь справиться в одиночку. Ничего не выжмешь из парламента. Никакого стержня. Такого рода вещи.
Джим пододвинул к себе чашку и кофейник. Мухи не было. Он поднял поднос из нержавейки. И там тоже.
– Я такой же развороти́ст, как и остальные.
Молчание специального советника, если Джим угадал его должность, не обнадеживало. Затем он сказал: