– Да, попам не нравится. Но мы-то с тобой, Ханс, знаем: Бог един и вездесущ. Хотя каждый народ его по-своему зовёт. А с епископом договоримся. Перекрестит Сабину в православие – и вся недолга́>69.
– Быть посему!..
Хмельные голоса за соседним столом становились всё громче. Знатно подгуляли немецкие купцы – выпит был уже не один бочонок пива и густой мальва́зии. Степан, сидевший к немцам ближе всех, невольно прислушался к их разговору.
– Скоро обо́дритским>70 и лю́тичским>71 не́христям конец! – прорычал густым басом огромного роста купчи́на, и стукнул оловянной кружкой по столу. – Герцог Генрих III Лев>72, маркграф Альбрехт I Медведь>73, датские конунги Ка́нут>74, Све́йн>75 и бургундцы идут на них. Сам папа Римский Евгений III благословил крестовый поход против язычников.
– Ну, а нам оно на́ руку. Заработаем немало, – довольно молвил, почёсывая пышную рыжую бороду, его сосед и добавил: – Кно́блаух, Фу́ггер и Та́леман уже пригнали в порт семьдесят ко́ггов>76 с оружием из Гамбурга и Бремена. Да наших двадцать сочти, и ещё пятьдесят обозов, что на подходе. Припасов и оружия хватит надолго. Здесь, в Любе́ке, велено ждать отряды воинов Христа. Они прибудут через пять дней. Граф А́дольф II Голшти́нский помогает нам. Вчера он сам был в гавани…
Речи купцов не на шутку встревожили Шалого. Страшная беда грозит обо́дритам, среди которых у него было немало друзей и знакомцев. Один из них – кузнец Му́жко, жил на самой окраине Любе́ка – в мы́зе>77 улицы Святого Ви́ккерта. Мужко наверняка связан с обо́дритским князем Никло́том и найдёт способ передать ему важную весть. «Скорее к Мужко! – лихорадочно билось в мозгу. – Иначе будет поздно!»…
Хорнер заметил беспокойство друга. И когда Степан, сославшись на усталость, направился к выходу из трактира, поспешил за ним. Через час они оба-друг>78 уже стучались в калитку дома Мужко…
…Сразу за городской стеной начинались луга. Кирилл и Сабина брели по тропинке, ведущей к лесу. Только что прошёл дождь и на влажных травах самоцветами сверкали крупные капли. В прогретом дрожащем воздухе пахло васильками, ромашкой и мятой. Порхали над цветками бабочки, жужжали трудолюбивые пчёлы. Повсюду аккуратными рядами стояли ко́пны свежескошенного сена, в котором нарядным узором пестрели матово-бледный белозор и серебристо-синие бессмертники, ярко-красный воронец и лазоревый цикорий.