– Ты же ученый! – нервно кричала в трубку мобильника пожилая женщина и зло топала ногой по крышке кухонного стола, на который она вскочила при первых же звуках слабого, царапающего поскребывания.
Чашки и блюдца, тонкого стекла креманки, изящные мельхиоровые ложечки вздрагивали и жалобно позвякивали в такт странным танцевальным па, представляющих собой нечто среднее между пьяной ирландской жигой и ритуальными плясками шамана далекого африканского племени.
– Слышать не хочу про твои пестики и тычинки! Ты должна знать, что это такое! По звуку! – взвизгивала она в ответ на слабые оправдания дочери и передавала телефон приходящей домработнице.
Та смиренно принимала эстафетную палочку, прижимала динамик к стене, чтобы дочь-биолог, главный семейный специалист по перекрестному опылению, через все возможные связи и беспроводные соединения смогла определить, что там скребется!
Мышь?!
– Там – мышь?! – стучала старушка по стенам деревянной ручкой от швабры, от чего у бедной мышки случались судорожные припадки и она – мышь, а не старушка, металась по канализационным трубам, производя новую порцию шума.
– Это гигантская крыса! – дребезжали ложки, подскакивали чашки и обреченно билась об стену взлохмаченная метелка.
Через два часа, отпив для храбрости холодного кофе и давя каблуками по кухне хрупкие фарфоровые осколки, семейство во главе со знатоком тычинок и пестиков выдвинулось на смертный бой со стотысячной мышиной ратью.