От боли сжатия девушка стала приходить в себя. Ситуация напоминала какую-то казуальную игру, где нужно раскладывать заказы по столам на время, чтобы клиенты были довольны, только мне нужно было перемещаться от подростка к подростку, чтобы вовремя их усмирять. Девчушка приоткрыла глаза, покачнула головой, взгляд ее был пустой и обескураженный. Настю вырвало. Сначала это показалось мне большой бедой, но позже я понял, что это не так уж и плохо – прошу прощения за интимные подробности (чувствительным читателям лучше не читать до следующих скобок) я перевернул Костю и грудью опустил в рвоту, после отодвинул его на пару метров. (Все, можете читать дальше.) Настя, кажется, начинала постепенно приходить в себя, а это значило только одно: наконец-то наступило время развлечений. С наслаждением вдохнул воздух полной грудью, присел на корточки перед Настей, которая неловко пыталась собрать волосы, подтягивая под себя ноги. Этого я ей сделать не дал, зато дал волю своим чувствам. Кажется, ударил ее раз 30. Нож входил в тело как в масло. На подкорке у меня еще сидела мысль, что нельзя бить слишком глубоко, чтобы имитировать удар подростка, но, в конце концов, наверное, я вышел за всякие рамки.
Нельзя объяснить это чувство человеческим языком. Каждый удар ножа – самый яркий оргазм, который может случиться в жизни, каждый удар – дорожка качественного кокаина на дубовом столе, каждый удар – выигранный билет в лотерею. Нет, абсолютно не так, это куда ярче, чем перечисленные мной вещи. С тех пор, как моя голова пострадала в аварии, я почти перестал испытывать страх, стыд и отвращение. Какое же великое счастье, что то происшествие не лишило меня возможности испытывать наслаждение.
Я закончил, Настя не дергалась. Нужно было отдохнуть несколько минут после такого события. Отойдя от тела, я закрыл глаза и простоял так некоторое время. Расслабляться совсем было нельзя, работа не была закончена. Видите ли, я люблю убивать так, чтобы тело вообще не находили, поэтому после дела иногда могу себе позволить полежать прямо рядом с трупом некоторое время, испытывая тягучее наслаждение, мягкую эйфорию покоя, которое испытывает человек, закончивший, например, курсовую работу.
Итак, я собрался, подобрал тело Костика, принес его обратно к Насте и измазал в крови, потом сунул ему в руки нож, для убедительности даже ткнул в Настю еще разок, сжимая своей ладонью чужую ладонь. Получилось нелепо, слегка рассмеялся. Камю, конечно, был абсолютно прав: бытие не представляет из себя ничего, кроме абсурда. Неловко перекладывать вину на чужие плечи, но все-таки Ницше косвенно виновен в фашизме, Маркс виновен в ужасах коллективизации и репрессий, а Камю и Сартр, заставившие меня задуматься, несут ответственность за мою деятельность