ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ - страница 10

Шрифт
Интервал


Тогда в нем жили другие люди.


Только начала забываться первая мировая война,

как началась вторая

и уже дети немецких друзей дедушки

были призваны в армию.


Выяснилось,

что в том самом злополучном университете,

поколением раньше,

учился и расцветал Ницше,

кумир самого Гитлера.


Немецкие войска

продвигались намного быстрее,

чем осознание опасности

у киевских евреев.

Они еще помнили

любезнейших немцев

времен первой мировой войны.

Дедушка потратил

Всё драгоценное время,

чтобы их переубедить:

открывал секреты

о своей жизни в Германии,

показывал письма младшего брата,

призванного еще до начала войны,

уже вовсю воевавшего и вскоре погибшего.


– Мы простые люди,

не коммунисты и не политики,

никому не делаем плохого.

Зачем нам бежать?


Евреи верили в просвещенный немецкий народ

.

Дедушка, пожив в Германии,

знал немцев,

понимал,

не верил.


Он уже был не призывного возраста,

у него не было ни малейших сомнений,

что от этих немцев евреям надо бежать.

Бежать было уже не на чем,

время было потеряно,

все дороги перекрыты.


Дедушка, бабушка, прадедушка и папа

с еще одной семьей паникеров

еле успели погрузиться

на чудом раздобытый плот

и отчалили вниз по Днепру

среди взрывов бомб.

Киевский потоп начался.


Дедушка уплывал от немцев,

с которыми прожил пять лет.

Они его приняли в университет,

вручили диплом врача,

немецкого врача.


Вернувшись после войны в Киев,

он до конца жизни

оставался кандидатом в немецкие шпионы,

в анкетах ни слова не писал

о Германии и совершенном знании немецкого языка.


Всего этого Александр не знал.


Много лет спустя,

они с Женой поехали в Лейпциг

и долго искали дедушкин университет.

На его месте стоял огромный аквариум

с милыми и воспитанными немцами,

уставшими от войны.

Неужели это от них

дважды бежал его дедушка?


Отец Александра был уже послевоенным коммунистом,

напуганным репрессиями

и, наконец-то, налаженной

партийной дисциплиной.

Подростком он видел и хорошо помнил

взлет и падение

своего верного идее дяди и его семьи.

В школе до войны учил немецкий язык.


Был увлечен своим делом,

всегда задерживался на работе

с гордостью и чувством исполненного долга.


Был болезненно честен:

мог принять от подчиненных в день рождения

торт или коробку конфет,

которые тут же открывал и Всех угощал.


Он не хотел быть подлецом

и предпочитал верить,

в то, что ему часто приходилось говорить.


На дурацкие вопросы Александра