в незамерзшем еще Крещатике.
Несколько дней они выглядывали из воды,
выжидательно крутили головами.
Откормленные благодарные рыбины
были готовы выполнить
Все украинские желания,
но никто их не о чем не просил,
никто не забросил невод,
ничего не загадал.
Разочарованные рыбины,
пыхтя от лишнего веса,
расправили огромные плавники,
сыто переваливаясь,
стали на крыло
и стартовали.
Два рыжих дирижабля
возвращались в Китай.
Под ними проплывал
Крещатик, Круглоуниверситетская, Крутой спуск,
Киев, Чернобыль, Украина.
Никто никогда не видел
золотых летающих рыб
и никто их не заметил.
Дівчата та хлопці бачили
двох вгодований рудих гусаків,
котрі відокремилися від зграї.
Українці та українки
завзято вимахували хустинами, кучмами, брилями та капелюхами.
Они еще не понимали,
что теперь им Всё придется делать самим —
их упитанный шанс на беззаботную жизнь улетал.
Чуть не разбившийся Конфуций,
разочаровался в рыбах и рыбках —
перед глазами стояла жуткая картина:
он прыгает в пустой ров
и разбивается из-за каких-то двух тупых карасей.
Этот случай совершенно отвратил его от рыб,
вечно голодных краснопузых тварей.
Даже с отцом у него охладели отношения
и в этом вечном поединке,
происходящем у него на глазах,
он однозначно встал на сторону мух.
Это была резня,
бойня,
геноцид.
Конфуций стал внимательнее приглядываться
к этим чудным летающим изюминкам,
с их изумрудным, перламутровым и жемчужным отливом,
даже пытался мух разводить.
Впрочем, потребности в этом не было,
мух хватало.
Он был не лишен исследовательской жилки
и стал замечать,
что не все мухи
бестолково носятся по комнатам,
от Рынка до конских навозных куч Круглоуниверситетской,
подставляя себя рыбам.
В глубине роя
вызревала новая идея.
Одна из тысяч мух
отделялась от подруг и соплеменниц,
залетала в книжный шкаф,
ползала по корешкам книг,
по тисненным канавкам заглавий.
От прожорливых летающих рыб
было спасение
только в книжном шкафу —
книгами эти твари совершенно не интересовались.
И некоторые мухи,
понаблюдав за ужасами графского Дома,
перелетали в здание напротив,
в Университет.
Именно эти несколько мух
указали молодому дворянину
путь в Науку,
к знаниям.
Больше других, мух привлекала
совершенно непонятная рукопись,
написанная то ли на берберском,
то ли на эфиопском языке.
Заинтересовавшийся Конфуций
однажды открыл ее
и благодарные мухи
посыпались на страницы.