– Да я вижу, – протянула Власта со вздохом. – Нам Златовид говорил. Когда же тебя ждать? К осени?
– Да нет, вы что! За месяц обернусь, отдам письмо и обратно, – а сам подумал: – «Неужто к осени?»
– Ой, ну, счастливо тебе. Пойду, а вы с Руной пока попрощайтесь, не буду мешать.
Грач уложил потник на спину Сиверко и вздохнул, якобы непринужденно.
– Ну? – повторила Руна. – Что не зашёл? – Так требовательно спрашивать умела она одна. – Взял бы и уехал, не сказав ни слова?
Грач потерялся:
– Так дела, работы было много… – стараясь не поднимать глаз и не дышать запахом Руны, он уложил на потник седло, сцепил под брюхом жеребчика передние подпруги, расправил задние.
– Да что ты! Чем же ты занимался? – допрашивала Руна.
– Сама понимаешь. Где сбрую привести в порядок, где седло подправить, – он постарался сказать это легко, но голос выдал его напряжение. – Коня-то обслуживать надо, как ты думаешь!
Зачем-то он натянуто рассмеялся и тут же сосредоточил всё внимание на подпругах и путлищах.
– Понятно, – Руна не разделила веселья.
– М-гм, – сказал Грач, и они замолчали.
Молча Грач надел на шею жеребчика подперсье, пристегнул верхние ремешки к луке седла, нижний ремень пропустил меж передних ног под брюхо, скрепил его одной пряжкой с подпругой. Молчать стало невыносимо.
– А ты чем занята? – спросил, через силу.
– Да какие у меня дела! Это же у тебя всегда новости! – вырвалось у Руны.
Грач спиной почувствовал, как Руна скрестила на груди руки. Пришлось сделать вид, что он разбирает запутавшееся оголовье. Захотелось, чтобы всё это побыстрее закончилось. Поэтому он разлепил губы и напомнил:
– А вы, смотрю, куда-то идете.
– В Приречье, – помолчав, с прохладцей обронила Руна.
– М-гм, – опять сказал Грач.
Ему сделалось вдруг так неловко, так стыдно и за себя, и за свои слова и поступки. Он накинул на коня оголовье, а жеребчик замотал головой и переступил с ноги на ногу. Теперь бы прикрикнуть на него: «Ну-ка, стой, Сиверко!» – да Грач постеснялся Руны. Хотелось раствориться в воздухе. Он заботливо уложил на дёсны коня грызло и удила, подтянул узду, расправил повод и с облегчением услышал за спиной:
– Ну, пока!
Он тотчас повернулся, закивал поспешно:
– Ага, теперь до осени, – и сцепил руки, чтобы ненароком не коснуться ими Руны.
Руна отвернулась и побежала в Приречье. Грачу стоило большого труда не смотреть вслед. Руна скрылась. Его конь был осёдлан. Накопившаяся досада вырвалась вдруг от всего сердца: