– Сегодня, когда закончим дела, Цветик, – тяжеловато заговорил Злат, – я тебе расскажу, где и как я научился убивать. Расскажу, как убивать, кого убивать и за что убивать. А пока смотри на родное Залесье, смотри, как они – они, а не я! – будут просить у меня прощения, чтобы урвать хотя бы кусочек из моего добра.
На въезде в слободу их встретили коневоды – мужчины и женщины. У встречающих нашёлся круглый хлеб с горкой соли. Златовид даже не слез с коня. Коленями и шпорами он заставлял коня танцевать, а сам еле-еле сдерживал его поводом. Он нарочито свысока оглядывал залесцев, его стрелки медлили.
– Что, Златушка, здравствуй? – не выдержал кто-то из коневодов. – Милости просим?
Златовид странно улыбнулся одной половиной лица – как тогда, когда на Смородине встретил Грача.
– Коне-ечно. Здра-авствуйте, – согласился он. – Зажда-ались уже?
– Шесть лет, как-никак… куда, думаем… всё-таки…
– Так с возвращением меня! – крикнул Златовид, как будто это должно всех обрадовать.
Стрелки соскочили на землю, развернули вьюки. Грач всматривался в залесцев, радостно хватавших подарки, и выискивал тех, кого знает. Власту и Руну не находил – кажется, их здесь не было. Разумно. Вон, вдали ото всех держится конновладелец Изяс, какой-то угрюмый. Вон – тоже вдали, Венциз, и тоже не берёт гостинцы. Это понятно, подарки берут незажиточные. Особенно старался один мужичонка-«захребетник», из тех, разорился и живёт в услужении:
– Вот ведь, щедрость так щедрость! Вот ведь, что значит друг, товарищ и брат! Чай не чужие – бери, дорогой, ничего не жалко. А ведь такие есть, ну, такие есть гады…
Этого мужичка в хозяйской заношенной телогрейке тут осенило. Мужичонка нахмурился, посоображал да и подскочил к самому Златовиду, к самому его стремени:
– Златушка, слышь? Ну-ка, рассуди. Ты, я вижу, человек умный, сама доброта! Бери-давай подарки и ещё тебе дам, не жалко. А Изяслав – гад ещё тот, полушки, осьмушки за здорово живёшь не даст. По-людски это? Рассуди, а? Справедливо?
– Какой ещё Изяслав-то? – наклонился с седла Злат. – Ты что бормочешь?
– Ну наш, вот ведь, Изяслав-то. Толстопузый!
Кто-то в толпе услыхал, что поминают Изяса:
– Да, Изяс, Изяслав! У посада луга прикупил, теперь на тебенёвку не пускает!
– Слободу долгами окрутил, жеребцов не даёт, за одну садку по золотнику берёт!