Выйдем погулять?
Приятно быть весь день дома, говорит Сентябрь и потягивается так, что щелкают костяшки в запястьях. От нее не часто такое услышишь. В Оксфорде она была непоседа, ее вечно тянуло к реке поплавать или она ловила автобус и ехала на природу.
Здесь по-другому, говорит Сентябрь. В чем-то по-другому. Она придвигает лицо к моему и громко втягивает воздух, а потом говорит мне на ухо: «Ты помнишь?»
Что?
Я вспоминаю теннисный корт, размытый дождем, лившим весь день, громко барабаня по стеклянной крыше на биологии, вспоминаю протекавшую крышу спортзала и мертвого барсука, и капюшон ее пальто, двигавшийся через грязный лес впереди меня.
У меня горит лицо в новом доме, воротник платья слишком жмет. Я поднимаю голову от ковра. В дальнем углу комнаты плавает миниатюрная модель дома, открытого, как один из тех безупречных кукольных домиков. Комнаты как органы, чуть дрожащие под напором крови. В одной из спален сидит у стола за работой крохотная копия мамы, с чашкой кофе у локтя. Двухэтажная кровать не заправлена, на ней валяются платья, которые мы примеряли. Кто-то лежит на нижней койке, кто-то с волосами, как у меня. Внизу наполняется ванна, почти переливаясь через край, бурая от грязи. Сентябрь в кухне, стоит у открытого холодильника, на лицо ей падает свет, и Сентябрь также в ванной, и Сентябрь также на диване, ноутбук балансирует на ее крохотных коленках, глаза движутся по экрану, и Сентябрь также ползет по полу, крадучись.
Она придвигает рот к моему уху и что-то говорит, дыша мне в голову.
Что?
Ничего. Где ты была? Говорит Сентябрь.
Когда я моргаю, на веках остается послеобраз дома, как отпечаток затмения. Сколько сейчас времени?
Я не знаю. Четыре часа.
Мы сверяемся с электронными часами на плите. Без десяти восемь. За окном уже темнеет, а мы и не заметили. День утек между пальцев; часы проглочены залпом. Я снова хочу есть, но в кладовке, насколько я вижу, нет ничего аппетитного. Дом как печка, и когда я трогаю батарею, на руке у меня остается жгучая отметина. Мы топаем наверх, проверить бойлер, и видим, что тумблер обогрева повернут до максимума.
Думаешь, это оно? Говорит Сентябрь и принимается нажимать на все кнопки подряд и крутить все ручки, но ничего как будто не меняется. Что теперь делать?
Я качаю головой, и кровь в ней стучит синхронно с жаром, расходящимся по стенам. Мне бы хотелось постучать в мамину дверь, выманить ее, но я этого не предлагаю, пока Сентябрь сама не предложит.