Он все отодвигается от меня, продолжая пятиться, пока не упирается в угол койки. Рот у него открывается и закрывается, но он не издает ни звука, ни слова.
Я даже немного ожидала громкого визга сирен, рева воздушной тревоги – чего-то мощного и шумного. Ну или хотя бы беготни, паники и криков. Но слышу лишь громкий стук собственного сердца в ушах. Сотрудники ЦКЗ спокойно передвигаются вокруг с планшетами, шепотом делая короткие звонки. Странно, что с нами никто не разговаривает. Мне кажется, кто-то должен нам что-либо сказать, чувствую себя подопытной мышью в лаборатории. Интересно, нет ли тут где-нибудь брошюрки «Итак, вы отправляетесь в карантин на тридцать дней» или чего-то подобного?
Оливер все еще пялится на меня из угла своей койки. Слышу, как в его кармане вибрирует телефон, но он то ли не чувствует этого, то ли ему плевать. Он просто продолжает на меня смотреть.
Наконец у него вырывается какое-то слово, но так тихо, что, будь он дальше, я бы не расслышала.
– Зачем? – хрипло спрашивает он.
Я ничего не отвечаю. Хотела бы я знать и дать ответ.
Хочется спихнуть ее с койки, или снова поцеловать, или прополоскать рот кислотой, или позвонить Келси. Хочу знать, что творится в голове у Флоры и Келси. Хочу переиграть свой первый поцелуй.
Воздух в помещении кажется очень спертым, возникает желание встать с койки, но не могу, потому что на ней сидит Флора, а я не хочу больше никогда ее касаться. Мой первый поцелуй должен был быть с Келси, я должен был пойти с ней на вечеринку вчера вечером, а теперь не увижу ее тридцать дней, а это все равно что тридцать лет.
Тридцать дней. Месяц. Я быстро прибавляю тридцать к текущей дате, и получается середина апреля, за два дня до весеннего бала. Это нечестно. Почему Флора так поступила? И почему у нее такие мягкие губы? А почему я до сих пор на нее не пожаловался? Я что, спущу все на тормозах? Можно прекратить все это прямо сейчас, рассказав работникам ЦКЗ, что я видел. Но поверят ли они мне? И что потом? У нее снова измерят температуру, а она снова просимулирует жар?
В любом случае говорить об этом не с кем. Я оглядываю слоняющихся вокруг сотрудников и чувствую себя в ресторане, когда пытаешься получить счет и не знаешь, к кому обратиться. Никогда не знаю, к кому обратиться, независимо от ситуации.