Но мы с ребятами так и не увидели всех этих сказочных чудес недостроенного коммунизма. Вместо Олимпиады нас отправили в трудовой лагерь под Харьковом. Советская власть пустила в свой рай не всех. Столицу закрыли от посторонних, а местных жителей изрядно почистили. Куда-то выслали всех бомжей, проституток, всякий мелкий антисоциальный элемент. И ещё старшеклассников – их тоже убрали подальше. Наверное, опасались, что мы будем мешать дорогим гостям. Будем вести себя недостойно и опозорим высокое звание советского подростка. Например, начнём выпрашивать у иностранцев жвачку.
СССР мог запустить человека в космос. Но не мог наладить выпуск джинсов и жевательной резинки. Более того, эти невинные вещи считались опасной идеологической диверсией, символом ненавистной (и вожделенной) западной роскоши.
Да, нам хотелось носить джинсы, эти синие штаны с двойной строчкой: одежда простых американских работяг была красивее и удобнее того, что шили здесь. Хотелось красивых игрушек. Например, маленьких фигурок ковбоев, спецназовцев, рыцарей. Советская промышленность умела выпускать только оловянных солдатиков, у которых не было даже лиц. А у пластмассовых американских героев были лица, а в руках – маленькие пистолетики, и они были классные. Ещё – кассет и пластинок с западной музыкой. И прочей разной мелочёвки – лёгкой, разноцветной, которой в чугунно-сером СССР не существовало. Даже этой несчастной жвачки.
Чтобы было понятно, как же советским людям хотелось попробовать жвачку, небольшая история. В марте семидесят пятого в Сокольниках проходил товарищеский матч по хоккею среди юниоров. Играли ЦСКА и какие-то канадцы. Канадцев спонсировала фирма Wrigley, производящая дешёвую жевательную резинку. По условиям контракта каждый хоккеист получил коробку с пятнадцатью кило жвачки, которую должен был раздать бесплатно. И когда они стали её раздавать, началась дикая давка, в которой погиб двадцать один человек. В основном, подростки: тринадцати жертвам не исполнилось шестнадцати лет. Ещё двадцать пять человек получили увечья. Не знаю, как они после этого относились к жвачке Wrigley. А вот как после этого относиться к СССР?[1]
Но тогда мы такими вопросами не задавались. Мы просто сидели на крыше, смотрели на строящиеся дома и болтали о том, хорошо ли быть спортсменом.