– Кира, ты хоть понимаешь, что наделала?
– Прекрасно понимаю, и извиняться не собираюсь.
– Знаешь, если бы я не испытывала к тебе уважение, то наверно отомстила бы за Кена.
– Ты испытываешь ко мне уважение? – недоверчиво переспросила я.
– Конечно. Здесь, хоть ты этого и не знаешь, тебя многие уважают, как преподаватели, так и другие студенты.
Я смутилась, но ситуацию спасла подбежавшая Алина и Кристи сразу ушла.
– Обалдеть. Ты почему не рассказала мне о том, что втащила самому “Кену прекрасному”, – Алина показала пальцами кавычки.
– А это так важно?
– Да нет, просто обидно то, что я одна не в курсе событий…
– Мне тоже обидно, что лучшая подруга скрывает что-то от меня, – резко оборвала ее я, – тем более, когда речь идет обо мне самой! Джек, Гил и Леонард. Кто же эти люди?
– Ты подслушивала нас? – ощетинилась Алина, но затем виновато отвела взгляд. – Прости, Кира, но я, правда, не могу рассказать. По крайне мере ближайшее время точно, – твердо ответила она и резко сменила тему. – Ого, сильно же ты ему вмазала.
Я подняла глаза и увидела Кена. На том месте, куда я его ударила, появился огромный синяк. Твердо, смотря вперед, мы прошли мимо него, но я все еще чувствовала на себе его сверлящий взгляд.
– Я думала, он будет злиться на тебя, – настороженно сказала подруга, когда мы вошли в аудиторию, где стояло множество мольбертов.
– С чего ты взяла, что он на меня не злится?
– Ты разве не видела, как он на тебя смотрел? – Я отрицательно покачала головой. – Я, к примеру, не видела никаких признаков гнева, лишь какую-то заинтересованность. И это плохо. У него явно имеются на тебя какие-то планы!
– Что? Откуда такие предположения?
– Так ведь это и так понятно.
– Похоже на этот раз мне понадобится кастет.
– Эй-эй, поосторожней, подруга. Мне не нравится твой серьезный тон.
– Да я пошутила, откуда я возьму кастет? Просто сегодня мне надо будет свалить по-быстрому. А ты знаешь, что он имел в виду, когда говорил, что не может что-либо делать или говорить в моем присутствии?
– Мы же вроде бы закрыли эту тему?
Я раздраженно фыркнула, но больше спрашивать ничего не стала. Спустя, наверное, полчаса, все сидели на своих местах, в том числе и Кен. Он назло мне поставил свой мольберт рядом. Было тихо, каждый занимался своим рисунком. В этой тишине мы просидели часа четыре точно. Так как в перчатках рисовать было неудобно, я отложила их. Мой рисунок в графике был уже готов, как и у многих других, включая Фостера и Алину. Мои руки стали черными от карандаша и очень болели от усталости. Наконец наш преподаватель, собрав все холсты и сказав, что мы свободны, ушел. Аудитория довольно быстро опустела. Джонс сказала, что подождет меня снаружи. Я подошла к раковине и начала мыть руки. Краем глаза я заметила, что Кен встал рядом, облокотившись на стену.