– Я не знаю. – Эмми рыдала в истерике. Она отчаянно замотала головой и повторила: – Я не знаю.
– Она была с тобой внизу? – спросил Вольц.
Эмми снова замотала головой, и вокруг нее поднялось облачко пыли.
– Она посадила меня туда и оставила одну.
– Эмми, куда она пошла? – спросил Альберт.
– К Большому Джорджу, – сказала она. – Она собиралась выпустить его из сарая.
После смерти мужа Кора Фрост решила оставить тяжеловоза, хотя кормить такую огромную скотину было затратно. Вольц и Альберт уже осмотрели развалины сарая, но побежали обратно и начали снова разбирать обломки.
– Где мама? – плакала Эмми. – Мама?
– Тихо, девочка, – сказал Брикман. – Слезами делу не поможешь.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– Мама!
Моз сел на развалины дома, поднял Эмми на руки и прижал к груди, а она все плакала и плакала. Через некоторое время вернулись Альберт с Вольцем и только покачали головами.
– Я отвезу ее в школу, – предложил Вольц.
– Я поеду с вами, – сказал Брикман.
Я скрестил руки на груди и расправил плечи.
– Я не уеду, пока мы не найдем миссис Фрост.
Вольц не стал спорить.
– Хорошо, Оди. Альберт, Моз, вы тоже остаетесь?
Оба кивнули.
– Я пришлю кого-нибудь за вами. Клайд, давайте увезем девочку отсюда.
Они попытались забрать Эмми у Моза, но она отчаянно цеплялась за него, и наконец Вольц сказал:
– Моз, ты тоже едешь.
Они ушли, Моз нес малышку Эмми, а Брикман на мгновение задержался, обводя взглядом разрушения.
– Господи Боже, – пробормотал он себе под нос.
– Вы ошибались, – сказал я ему.
Он посмотрел на меня, прищурившись:
– В чем же?
– Вы говорили, что Бог наш пастырь и что он позаботится о нас. Бог не пастырь.
Он не ответил.
– Знаете, кто Бог, мистер Брикман? Чертов торнадо, вот кто.
Брикман просто развернулся и ушел.
После их отъезда мы с Альбертом остались одни. Небо над головой было ясным и голубым, как будто ада последних двух часов и не было. Я услышал песнь жаворонка.
– Все должно было стать прекрасно, – сказал я. – Все наконец-то должно было стать прекрасно.
Альберт повернулся кругом, охватывая взглядом разгром. И произнес жестче, чем я когда-либо слышал:
– Одного за другим, Оди. Одного за другим.