Правда он, преотлично зная характер фараона, – он, как и все фараоны, до чего же упёртый и зацикленный на своём фараонстве тип, – на рожон не лез, напрямую раскрывая ему свои настоящие планы (зачем ему всё знать, у него итак забот полон рот с этими казнями египетскими; жесток на расправу был фараон). А он, используя многогранность родного языка фараона, с его неоднозначными трактовками и сложным пониманием даже для современных людей, археологов и языковедов, заверил фараона в том, что сможет ему помочь хотя бы в одном деле по наведению порядка в стране – вывести один прехитрый народ на чистую воду. Вот так прямо и сказал, пристукнув по облицовочную плиткой полу посохом, – даю слово, только я и смогу. – После чего немного смягчил свой нрав и добавил. – Вижу, как ты, фараоша, намучился с этим неблагодарным народом, так что моя помощь тебе придётся ко двору. И как говорят в таких сложных случаях, у семи нянек дитя без глазу останется.
– Это ты к чему? – задался вопросом фараон, ничего не поняв из последнего ему сказанного.
– Так, к слову, пришлось. – Сказал этот великий математик и счетовод, и сам не поняв, к чему он это сказал и откуда у него это в голове взялось.
И, наверное, ещё при этом разговоре фараону нужно было задуматься и быть повнимательней к этому своему многообещающему собеседнику. Чего им не было сделано (всему виной его фараонская самонадеянность) и как результат, фараон не учёл того, как этот великий математик и счетовод интегрально мыслит, со своими предельными значениями и разбросом своего понимания в этих границах.
И он действительно вывел свой народ (все люди немножко собственники, вот они и не чураются, где только можно вставлять эти свои собственнические эпитеты) на чистую воду, но только по другому случаю и в других пределах фараонского понимания. А как только фараон понял, что значат для него все эти обещания этого, ещё вчера, под вечер, верного товарища и чуть ли не брата, известного нам пока что под именем великого счетовода и математика, то было уже поздно – чистые воды Нила сомкнулись над ним и его войском.
Но ладно с этим неверующим в достойные верования вещи фараоном, с ним вопрос, хоть и не без трудностей, а был решён. К тому же он человек посторонний, хоть и был влиятельный. А вот сейчас дело совсем другое, и великий математик и счетовод в одном лице, более чем расстроен, столкнувшись с таким непониманием себя со стороны людей не пришлых и сторонних, а тех, кто ему ментально очень близок по духу и, что уж греха таить, то и по собственной расчётливости.