И это здорово! –внезапно подумала она. Дурмалей теперь казался Лике добрым и милым. Оказывается, даже в разбойниках бывает что-то привлекательное.
– Мама, – решила уточнить Лика, – а дурмалеи навсегда остаются дурмалеями, или они могут работать на других работах?
Мама застыла с граблями на весу и недоуменно поглядела на дочку. Она не сразу поняла вопрос. Но потом догадалась.
– Ты хочешь знать, станет ли наш Дурмалей когда-нибудь добрым?
Лика кивнула. И мама, подумав, сказала:
– Думаю, что если его перевоспитать, то он сможет стать более-менее хорошим.
Лика тоже чуть подумала.
– Я все поняла, мамочка. Когда человек еще Дурмалей, то он менее-более, а потом наоборот.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась мать, и грабли вновь зависли, как в компьютерной игре. – Поясни, детка, а то опять я ни бе, ни ме.
Мама всегда так говорила, когда что-то не понимала от слова «совсем».
– Ни бе, ни ме… – огорченно повторила Лика.
Ну как после этого всерьез относиться к большим? Только решишь, что тебя понимают – и вот, здрассте!
Пришлось, как обычно, объяснять маме.
– Ну вот, если Дурмалей еще злой – то это менее добрый, понимаешь? А когда он станет добреть, то он уже более! Вот тогда про него и говорят, что он стал более-менее. Теперь понятно?
– М-м-м… Ну что ты будешь делать: какая я глупая! Или это ты говоришь невразумительно.
С этими словами мама вновь принялась за работу.
Всё.
Всё насмарку. И как тут без слез обойтись?
Из чего только сделаны взрослые, чтобы не понимать таких простых вещей!
Лика недовольно шаркнула ножкой.
«А вот не зря Галинка всем дядям и тетям в журнале усы рисует», – подумалось вдруг, и злая улыбка искривила Ликины губы.
Но тут же что-то царапнуло сердце.
– Об этом я никому рассказывать не буду. Даже маме, – прошептала девочка.
Она оглянулась. Мама орудовала в самом конце помещения и, конечно, ничего не слышала. Девочка зашептала еще тише —одними губами.
– …а Борька плюется…– прорвалось из шепота в полный голос.
Лика закрыла ладошкой рот и оглянулась: ее по-прежнему никто не слышал.
Настроение стремительно поднималось.
Наконец оно вернулось на прежний уровень, и Лика перешла с шепота на нормальный голос.
– …А Зинка обижается, когда ее называют корзинкой, – шалунья хихикнула. – Вот глупышка! Не в самом же деле, она корзина! Она же не фея, чтобы превращаться! И она не в цирке. Это понарошку. Как же тут обижаться? А Кузя говорит, что у всех взрослых в голове –