— Ты не знаешь, что это? — совершенно спокойно
спрашивает Радим.
Фух, похоже, ничего страшного не случилось, и они не восприняли
мое приближение как оскорбление или что-нибудь подобное.
— Нет.
И тут на его лице появляется такая ярость, что просто дыхание
замирает. Что я сделала не так? Неужели князь и подарок прислал
неудачный, но ведь он прощения просит! Могли бы и навстречу
пойти!
— И что князь тебе сказал? — интересуется Дынко.
— Сказал извиниться и отдать подарок. Сказал делать, что
прикажете.
Вдруг мои ладони становятся такими мокрыми, что я хватаюсь за
юбку, пытаясь подавить неожиданные подозрения. Не мог князь иметь в
виду ничего неприличного, никак не мог. Я же пусть немного, но его
кровь. Нет, это я просто испугалась злости, явно читающейся на их
лицах, и оттого всякая гадость в голову лезет.
— И что… что вы мне прикажете? — Голос совсем на мой
не похож, в голове пусто, я даже про корсет забыла впервые с тех
пор, как его на меня натянули.
— Ничего. — Ждан хлопком закрывает крышку и отдает
шкатулку Радиму, а тот тут же сжимает ее в руке. Возвращать,
видимо, не собирается. — Скажи князю, мы подумаем и сообщим
ему, как и в каком виде он принесет нам свои извинения. Иди.
Упрашивать дважды меня не нужно. В коридоре все еще ждет Кузьма.
Вдруг так приятно видеть его светлые, замутненные годами глаза. Он
как будто вздыхает спокойней и ведет меня в правое крыло к
князю.
Что-то тут явно не так! Князь удивился, меня увидев, а потом
даже разозлился. А уж когда я передала слова вожака, так просто
рассвирепел.
— Никакого от тебя толку! Иди, и чтобы ни слова никому про
подарок! — резко махнул он рукой.
И я ушла, не было желания задерживаться, хотя обычно старалась
хоть ненадолго, на минутку, но остаться рядом, чтобы чуть-чуть
побыть рядом, помечтать о том, что у меня есть любящий отец. А
сегодня, наоборот, вылетела из кабинета с большим удовольствием. И
даже фразу повиновения на прощание не произнесла.
Слуга отвел меня в комнату у кухни, где ждала Марфутишна с
вещами. С каким удовольствием я сняла это жуткое платье, стащила
его, как будто оно грязное! А уж корсет сдирала, как освобожденный
каторжник кандалы. Что может быть лучше моей обычной одежды,
свободной и удобной?
— Нас отвезут позже, когда экипаж освободится. —
Марфутишна уселась на кровать, достав из корзины захваченное с
собой вышивание. Запасливая!