Дядя умер днем. Хоронили его в
закрытом гробу, потому что он бросился под поезд и его тело
разрезало на три части. Леха часто представлял, как по гравию
насыпи катится и подпрыгивает голова с выпученными глазами и
раскрытым в немом крике ртом. Шея в месте среза прижжена до
черноты, и в воздухе разлился запах горелого сала.
Опять «шкреб-шкреб». Леха встал
из-за стола, чувствуя, как покалывает в ногах, затекших от
неудобной позы, и вышел из комнаты.
Может, это трехцветная зараза
Нюся занимается ерундой?
Но нет, кошка спала,
вытянувшись в кресле, а когда Леха зажег на минуту свет, даже не
подняла головы.
Шкреб-шкреб. Как будто кто-то
проводит по деревяшке ногтем.
Внезапно Леху осенило, и он
снисходительно улыбнулся сам себе. Двери-то открыты для прохлады (и
кстати, что-то уж совсем холодно в доме), так что шурудить могут
кавалеры Нюси, заскочившие с улицы.
Но и эта надежда растаяла.
Никаких котов видно не было.
Когда он вышел в прихожую, его
охватило странное чувство неправильности происходящего. Леха замер,
потом все-таки переборол себя и выглянул во двор.
Деревья покачивали ветками,
шелестели листья. Слегка гудел фонарь, вокруг него вилась мошкара.
Веяло духотой.
Леха нахмурился. Дома-то
прохладно — тогда почему на улице по-прежнему жара?
Он стер выступивший на лбу пот
и вернулся на кухню. А там как будто сырой туман по полу стелется,
как будто... вытекает откуда-то. Притом чудятся шорохи, едва
слышные. Лехе представились сороконожки, с шелестом ползущие по
обоям.
Леха протолкнул по горлу комок
и пошел «по следу». Откуда же течет этот ледяной
туман?
Кожа покрылась мурашками.
Больше всего Леха сейчас хотел, чтоб наступил день. Еще мельком
подумал, что, возможно, это сон. Ему иногда снилось нечто такое,
сверхреалистичное.
Парень стал бродить в потемках
по дому, голыми ступнями пытаясь почувствовать, откуда идет холод.
Наконец остановился перед дверцей в погреб, прикрытой
ковриком.
Могло показаться, будто в
погребе кто-нибудь непрерывно разливают из бочки жидкий азот, и тот
поднимается клубами вверх, просачиваясь сквозь дверцу, сквозь
наброшенный на нее половик, и вязкой глиной растекается по
полу.
Леха закусил губу и откинул
коврик. В покрасневшее лицо дохнуло холодом. Он вспомнил случай с
погребом... Как залез туда, спрятался, а крышка захлопнулась. Леха
кричал, но его не слышали. Он тогда еще подумал, что останется там
навсегда... Просидел он, наверное, не так уж долго. Но даже
пять-десять минут в детском сознании растягиваются в вечность. А уж
если появляются странные шорохи, то и подавно.