Это, по сути своей почти бессмысленное, но обыкновенное для всех людей занятие и не давало мне погрузиться в пучину бессознательного, хотя я чувствовал усталость и приятная тяжесть во всем теле должна была бы способствовать здоровому сну. Я наблюдал за кружащимися в лунном луче пылинками, позволив мыслям течь как им вздумается.
Должно быть, я все-таки заснул тем первым, неглубоким сном, когда веки еще подрагивают и превратности прошедшего мимо дня несколько будоражат, когда откуда-то снизу, с первого или второго этажа, до моего слуха донеслись звуки тихой плаксивой музыки, напоминавшей ненавязчивую импровизацию замечтавшегося виолончелиста. Через несколько мгновений музыка оборвалась, но вскоре послышалась снова, на этот раз немного громче и уверенней, вырисовываясь в определенную тему. К виолончели добавился еще один инструмент, намного ниже по звучанию, но с теми же заунывными интонациями, словно взывая к ностальгии по меду потухшей страсти.
Я приподнялся на локте и прислушался. Поначалу никакого беспокойства я не испытал, приписывая слышанное выходкам моего воображения, вытворявшего порой разные штуки, чем я был даже горд, объясняя это моими неординарными интеллектуальными способностями и умением «жить полнее». Но по мере того, как музыка усиливалась, постепенно дополняясь все более широким спектром участников и приобретая размах настоящего музыкального произведения, где-то в глубине моей души, тягуче постанывая, начала зарождаться тревога.
Что ж это такое, в самом деле? За два дня, что я провел здесь, я успел составить себе определенное мнение о доме и его странной хозяйке, и это мнение было не самым положительным из когда-либо составленных мною. При всей своей величественности и завораживающей неординарности менее всего этот дом походил на место светских утех и развлечений. Да этого, в конце концов, просто не могло быть!
Ответ на вопрос был мне ясен. Невольно пережевывая вчерашние бредни кабацкого романтика и, повторюсь, обладая чрезмерно развитым воображением, я, несомненно, и получил сейчас в награду то, что получил. Тем паче, благодатная почва для семян галлюциноза в виде моей нервной усталости и общей заторможенности, что, безусловно, сделало меня подверженным всякого рода внушениям, была заранее подготовлена.