В это морозное утро ему понадобилось целых пять минут, чтобы завести свою дурацкую машину. Наверное, пришла пора прикрепить красный нос к решетке радиатора[13]. От мороза трещины на ступеньках у входа в полицейский участок на Грейт-Лондон-роуд разошлись, и Ребусу пришлось осторожно ступать по каменным плитам.
Предательские ступеньки. И приводить в порядок никто не собирается. Тем более что ходят упорные слухи, будто участок на Грейт-Лондон-роуд превратился черт знает во что, изжил себя. Поговаривают, что его закроют. Ведь место-то лакомое, под любую элитную застройку годится. Соорудят еще один отель или бизнес-центр. А люди? Разбросают по другим отделениям, если верить слухам. Большинство переведут на Сент-Леонардс, в территориальное (центральное) отделение. Гораздо ближе к дому Ребуса в Марчмонте, но гораздо дальше от Оксфорд-террас и доктора Пейшенс Эйткен. Ребус заключил сам с собой маленький договор: если в течение ближайших двух месяцев слухи воплотятся в жизнь, то это знак судьбы, предупреждение ему не переезжать к Пейшенс. Но если Грейт-Лондон-роуд останется на месте или если их переведут в отделение на Феттс (в пяти минутах от Оксфорд-террас)… То что тогда? Что? Детали договора еще предстояло продумать.
– Доброе утро, Джон.
– Привет, Артур. Есть что-нибудь новенькое?
Дежурный сержант отрицательно покачал головой. Ребус потер ладонями замерзшее лицо и уши и пошел вверх по лестнице в свой кабинет, где вместо предательского камня лежал предательский линолеум. А потом раздался звонок предательского телефона…
– Ребус слушает.
– Джон? – раздался голос старшего суперинтенданта Уотсона. – У тебя есть минутка?
Ребус принялся шумно перебирать бумаги на столе, надеясь, что Уотсон подумает, будто Ребус уже давно на месте, с головой ушел в работу.
– Да как сказать, сэр…
– Не пудри мне мозги, Джон. Я звонил тебе пять минут назад.
Ребус перестал шуршать бумагами.
– Сейчас буду, сэр.
– Именно. Сейчас! – После этого в трубке воцарилась тишина. Ребус скинул свою водонепроницаемую куртку, которая пропускала воду на плечах. Потрогал плечи пиджака. Естественно, они были мокрые, что отнюдь не добавило ему желания в понедельник утром встречаться с Фермером. Он сделал глубокий вдох и расставил руки, как опереточные певцы в прежние времена.