Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - страница 37

Шрифт
Интервал


Барды – Высоцкому

Слушая Высоцкого, я, в сущности, впервые понял, что Орфей древнегреческий, играющий на струнах собственного сердца, – никакая это не выдумка, а самая настоящая правда.

Юрий Карякин

26 декабря 1980 года Московский клуб самодеятельной песни в Доме культуры «Прожектор», что на шоссе Энтузиастов, организовал вечер памяти Владимира Высоцкого. За несколько дней до вечера о нем знала вся Москва, и власти побоялись его отменить, но окружили здание ДК тройным милицейским кордоном.

На сцене слева стоял большой фотографический портрет Высоцкого, лежали гвоздики, и стояла его гитара, одолженная на этот вечер матерью поэта.

Те, кто выходил к микрофону, пели и для зала, и для Высоцкого. Те, кто аплодировали, – аплодировали и выступавшему, и ему… Среди выступавших были те, кто сочинил стихи или песни, прямо посвященные Высоцкому, другие читали стихи, соответствующие моменту.

Открыл вечер Юлий Ким:

Удалой, безоглядный, прокуренный,
Потрясающий голос его.
Как гулял, щеголял, бедокурил он,
Но печалился больше всего.
Так печалился, вскрикивал, маялся,
Проклинал и прощенья просил,
Но ни разу он так не отчаялся,
Чтоб надеяться не было сил.
Обложили, флажков понавешали,
Вьют веревочку в плеть и в петлю…
Ах, кривые, нелегкие, лешие,
Все равно я куплет допою…
Мои кони и пляшут, и хмурятся:
Все не так, все не то…
И поет – аж, бывало, зажмурится,
Чтобы доверху, донельзя, чтобы до…

Мне выпала почетная и трудная роль открыть этот вечер, поводом для которого послужило событие трагическое, всем вам известное, свежее. Поэтому комментировать его необходимости нет. Только скажу, что необязательно петь только грустное на этом вечере. Володя Высоцкий был человек глубокий, широкий, и пусть прозвучит и веселое…


Александр Ткачев: «Я не буду говорить о том, какой Высоцкий был поэт, какой человек… Я хочу спеть эту единственную песню. В ней я попытался сказать все.

Что так тихо? – кричу, а вокруг пустота —
сон от яви уже не могу отличить.
Эй, апостол, давай, закрывай ворота!
Никого не пускай, на земле дай пожить!
Эту горечь тебе ни за что не понять —
там ведь в небе для вас херувимы поют.
Спрячь ключи от ворот, погоди отворять…
Ну, зачем он вам там? Пусть другие войдут.
Но все кончено…
Крик оборвался, спазмы сжаты, и горло немеет.
Мир проснулся и не разрыдался.
Видно, мир безнадежно болеет.