– И что получилось?
– Рафаэль Скали.
– Неплохо, – сказал Жош.
– Да, неплохо, – подтвердила Хлоя. – Господи, если тебе так нужно, пожалуйста!
– Нужно, нужно. Ты же меня знаешь, я не из экстравертов. А псевдоним меня хоть как‐то убережет от излишней публичности.
Как человек, проработавший некоторое время в журнале, я прекрасно знал, что в литературной среде неизбежны тусовки, светская болтовня, улыбки, настоящие и искусственные, деловые обеды, фуршеты, сопровождающиеся разговорами с незнакомцами, которые, не прочитав романа, расписывают, как он им понравился, лезут в вашу личную жизнь, выясняют ваше мнение по разнообразным вопросам и отношение к разным авторам. Одиночество вынудило меня стать писателем, но я не готов был пожертвовать своими принципами и в одночасье превратиться в общительного, красноречивого и улыбчивого светского человека. Я объявил издателю, что не стану участвовать в рекламной кампании. Все, что я хотел сказать, я сказал на двухстах шестидесяти страницах романа, остальное же принадлежит лично мне и никого не интересует. Тьерри Виллар остановил на мне лукавый взгляд голубых глаз, призадумался, а потом ответил, что понимает мои чувства и принимает мое условие. А пресс‐секретарь был в ужасе, он принялся рисовать мне катастрофические последствия моего решения, грозил мне безвестностью, пугал ничтожными продажами – больше всего, похоже, его волновала невозможность применить свои умения, а не судьба моей книги и мое литературное будущее. Но я ответил ему, что пиар никогда не определял литературную славу книги. По мне, так он нужен был лишь для того, чтобы польстить самолюбию автора.
Роман мой был принят доброжелательно, хотя и не имел оглушительного успеха. Тем не менее множество незнакомых людей увлеклись моей историей и полюбили моих персонажей. Те вышли из‐под контроля и отправились туда, куда бы я в жизни не пошел, представляя меня повсюду, извиняясь за мою нелюдимость. У меня появилось множество виртуальных друзей. Я больше не чувствовал себя одиноким. Невидимая, но прочная связь соединила меня и моих читателей.
Многие писали мне, чтобы рассказать, какие чувства вызвала у них моя книга. Иногда это оказывались те самые чувства, что я сам испытывал, когда писал. Они обсуждали моих персонажей так, словно это были живые люди. У меня создавалось впечатление, что я получаю весточки от давно потерянных друзей, с которыми мы вместе кружились в параллельном мире, где литература определяла жизнь. Я отвечал на все письма, благодарил, спорил.