– Тебе нужно с этим что-то сделать, – заметил Овес, хмуро глядя на шину.
– После того, как разберемся с борделем, – ответил Шакал. – Но сначала я хочу смыть с себя Старую деву. Помоги мне спуститься к воде. Только не придумывай больше ничего!
– Ты не настолько симпатичный, Шакаленок. – Овес хмыкнул. – И если уж на то пошло, мне больше по душе жирный чародей. У него хотя бы есть сиськи.
Позже Шакал сидел голый на залитой солнцем скале с видом на Алундру, подставив дневной жаре свою кожу. Он с трудом завязал пучок влажных волос на затылке. Он так и не снял повязку с руки, и шелк теперь намок и сползал. Овес до сих пор стоял по грудь в воде, вымывая грязь из бороды и пытаясь подсмотреть за Блажкой и эльфийкой, которые все еще купались в узкой бухточке, прикрытой большими камнями. В любой другой день Шакал тоже был бы сейчас там в надежде на приятное зрелище, но он слишком устал и не видел конца своим мытарствам.
Оставить эльфийку наверняка было ошибкой. Как и поехать к Санчо. Но Шакал не видел другого пути. Блажка была права. Выступить против Ваятеля, с ранением, имея из аргументов только немую эльфийку, было отчаянным самопожертвованием. Так можно было лишиться всех своих шансов на то, чтобы заменить вождя. Поэтому ему нужно было все разузнать, прежде чем встретиться с остальным копытом.
На спину Шакалу упала тень, и он почувствовал, как пара крепких рук собрала его волосы. Быстрыми, умелыми движениями его влажный пучок связали в хвост и опустили на шею. Задрав голову, Шакал сощурился и увидел Штукаря.
– Я думал, это Блажка, – сказал он, слишком усталый, чтобы скрыть удивление.
– Неужели она смогла бы так быстро тебя простить? – Он чувствовал улыбку в силуэте чародея, слышал в его голосе.
Шакал, пожав плечами, снова повернулся к реке.
– Почему нет? Я же простил. Она ударила меня по яйцам, но разве я затаил обиду?
Штукарь встал рядом с ним.
– Ну да. Но вы оба привычны к насилию, к физической боли. А сегодня, друг Шакал, ты прибегнул к незнакомому выпаду.
Шакалу хотелось, чтобы слова чародея запутали его. Но нашел их даже слишком понятными.
– Ты разве не должен присматривать на нашей заблудшей эльфийкой? – спросил он резко. – Чтобы Блажка не решила утешиться с помощью насилия?
– А что я должен делать, если она так решит? – спросил Штукарь, приправив свой странный акцент легкой грустью. – Убить Блажку за то, что мною пренебрегла? Тогда бы я только стал врагом для тебя и для трикровного. Кому от этого станет легче? Не мне. Не тебе.