Эти первые подвижники Добра необходимы как затравки чистейшей пробы, на которые, как из расплава руды, будут при остывании откристаллизовываться сознание и разум все большего и большего числа обращённых, принимая структуру исходной, кристально чистой затравки16. И только тогда, когда при усреднении коллективного разума толпы примет участие значительное число новых, прошедших чистилище здравым смыслом людей, когда усреднённый знаменатель предрасположенности к самостоятельному мышлению, знаменатель силы коллективного разума станет осязаем трибуном от идей Добра, только тогда ему может способствовать успех. В противном случае, ввергнуть в неистовство любое человеческое скопище может и альфа-самец стаи обезьян в обличье человека, и даже не совсем человека; и то, что подобные «самцы», затем становящиеся обычно жестокими тиранами, внешне производят впечатление людей недалёких, взявших в кредит у обезьян низкие лбы, – есть требование их профессии: человечество, то человечество, которое было перед Заратуштрой, в массе своей было не способно ни понять сложную или неоднозначную мысль, ни запомнить её; и поэтому признавало лидера по подобию, только лишь по подобию толпы.
Обратившись к народу, Спитама надеялся, что вокруг его учеников уже образовались носители ростков сверхчеловека, и он будет понят. Но он был ещё молод, и он ошибся. Он был пока только буйным пристяжным в тройке летящих коней, но не коренным, тем, что всегда знает Путь. Ибо лишь в старости уничтожаются заботы о будущем, освобождая тем разум для встреч с прошлым и его осмысления.
Меж тем из толпы раздался меланхоличный голос стражника, подхваченный всеобщим гоготом: «Мы уже довольно наслышались о плясуне; пусть нам покажут его! Околоканатный «караул» устал!» А канатный плясун, подумав, что эти слова относятся к нему, принялся за своё дело.
*
И так думал Заратуштра:
«Вот стоят они, вот смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей. Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать глазами?
Нужно носить в себе хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду… О горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды; приближается время самого презренного человека, который не сможет презирать даже самого себя.
Они думают, что холоден я и что говорю я со смехом ужасные шутки. И вот они смотрят на меня и смеются, а, смеясь, они ещё и ненавидят меня. Лёд в смехе их; очевидно, я слишком часто слушал зов ручейков и шелест листв дерев…