– Это как?
– Подумай!
– А-а.
– Б-е. Ну ладно. Я не возьму тебя, потому, что ни один из смертных живым ещё не проникал в тот мир. Его называют: «Тот свет» – вполне справедливо, потому, что уходящие видят только его. Мне же удалось разглядеть кое-что ещё… – дед Миша невесело усмехнулся и подкинул сухих веток в тлеющие головешки. Через мгновение снизу побежали огоньки, захватывая всё новые куски пищи и вот уже поляна окрасилась ровным рыжим цветом. Я увидел глаза деда в упор глядящие на меня.
– Я «Там» – быстрый кивок вверх – встречался с Алигьери. – сообщил мне таинственным голосом дед Михаил и, видя моё удивление, вернее то, что с большой натяжкой можно было назвать этим словом, утвердительно кивнул.– Да, с тем самым, с Данте. Так вот, он и был первым «ходоком» с этого света на тот и обратно. Он похоже единственный обрёл бессмертие..
– Это понятно. Он написал «Божественную комедию»– блеснул я своими познаниями в области итальянской литературы эпохи Ренессанса.
– Мелко мыслишь! Он в натуре не умирал. Надул всех. Как у него там: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу..»… Интересно, чьё тело гниёт в земле Тосканы столько времени? И как он провернул это. Хотя я бы сделал так же: нашёл подходящего бомжа из соседнего городка и устроил бы пышные похороны. Во Флоренции его плохо знали, большую часть жизни он находился в изгнании, поэтому о том, кто лежит в гробу, наверно, никто не интересовался.
Я задумался над словами деда. Выходило все-таки можно обмануть судьбу и нарушить извечный круговорот бытия, но тогда в стройной, красивой модели земного существования, появлялась глубокая трещина в виде неконтролируемого роста населения. Все побывавшие в загробном мире и вернувшиеся обратно: Геракл, Орфей, Вергилий, Данте – они бросили вызов этой системе… Создатель явно где-то не доглядел, если позволил это. Теперь дед,– умерший много лет назад и спокойно разгуливающий по земле и другим мирам. Что-то не вязалось всё это со стройной системой мироздания.
– А его друг Вергилий? – полюбопытствовал я, чтобы хоть как-то развеять завесу тумана опустившуюся на мой мозг. – Что с ним?
– Публий! Этот не от мира сего. Наслаждается природой, пишет… потихоньку деградирует. У него впереди целая вечность. Ему всё пофигу. Он даже не пошевелился, когда рядом с ним опять сцепились три грации по извечному спору. Вообще-то у нас с дисциплиной строго – могут отправить в чистилище, на перековку, а ежели чё посерьёзнее— могут укатать и ниже, на второй круг, но это бывает крайне редко…