– Кроме номенклатуры…
– Да в общем и номенклатура-то как тогда ездила? Два дня, четыре дня, группой, под наблюдением. Только несколько вертких существ, незнамо как добывших право на уникальную свободу, только они могли мотаться туда-сюда. По поручениям КГБ. Их называли агентами влияния. Это были неординарные личности. Такой Левкас…
– О’кей. О нем потом. Так что там еще было, в «Правде»-то в фальшивой?
– Анонсы о выходе книг… ну, всего каталога самиздатовских текстов, которыми, в частности, занималась моя мать. Все эти тексты, до одного, в перестройку напечатали.
– А твоя роль?
– Мы с Антонией раскладывали на олимпийских объектах эту «Правду». Я помогал, и это погубило обоих нас. То есть разбило наш союз. Я Антонию с тех пор уже никогда не видел.
– Почему?
– Она исчезла через день после того. Я бросился искать ее, но безуспешно. И в Россию не мог уже вернуться. И к бабушке не смог приезжать. И это бабушку и довело, и она перестала осознавать окружающую жизнь.
О, как меня понесло. Расчувствовался! Беда! Не беда. Нати спишет или на мой неродной итальянский, или на три бокала ламбруско, или на юмор.
А может, на влюбленность?
В любом из этих случаев будет справедливо.
Дернуть, что ли, себя за ухо пару-тройку раз, отвлечь ее. Посмеется на мои нетопырские растопырки. Не чета ее холеному ушку, приросшему, как волюта капители. Такое точно, как у Пармиджанино на портрете турецкой рабыни.
Несут прощальный привет от ресторана: святое вино и кантуччи. Знак, что пора и честь знать. Мы остаемся последние в зале.
Нет, уж Нати если разлюбопытствовалась…
– Ах ты, исторический человек! Расскажи свою любовную драму. Интересно.
– Но только давай уйдем, Нати, и переместимся ко мне. Раз тебе интересно что-то со мною связанное, я польщен. Поехали. Покажу газету, закачаешься. И фильм посмотрим. Мы хотели же кино посмотреть.
Какая хитрая и в то же время естественная уловка. Браво, Виктор! Еще, видать, не утратил ты квалификацию, хотя и комплексовал.
Проходят к выходу. Наталия отбрасывает гриву. В приросшей мочке бриллиантовый шарик. Сверкает ярко. Но не ярче взгляда, галантно подумалось Виктору.
Наталия ступает твердо. А ведь казалось, вроде захмелела от двух поданных к десерту рюмочек мальвазии.
Виктор даже начал беспокоиться, как она доведет до Милана сноровистую «Веспу». Однако шествует Наталия твердо. Самообладание для нее – прежде всего.