Там раскинулось море! Все во мне ликовало.
Однако прошло еще немало времени, прежде чем мы, проплывая мимо все более и более удаляющихся берегов, достигли Куксхафена, и от сильных уже волн на нашем судне началась качка.
Мы пришвартовались к Альте Либе, как называют там пристань, и, бросив взгляд на диковинные приборы, стоящие на берегу и везде уведомляющие о ветре и водном режиме, тут же направились в Дунен с верным Алексом рядом.
***
В Дунен нужно было, потому что оттуда на Нойверк шла повозка. Это было так необычно – ехать на остров в повозке, и не по какой-нибудь насыпи, а прямо по воде. Теперь, чтобы добраться до Дунена, идут вдоль дамбы с большим комфортом и без всяких препятствий.
Итак, это было море, которое раскинулось вокруг, серое и слегка волнующееся в тот приятный день. Невыразимо крошечные пароходы и парусники скользили по нему на горизонте. Я жадно вдыхал запах ила и водорослей.
– Ты чувствуешь привкус соли на языке? – спросил господин Брёзель.
Да, я чувствовал его, с удовольствием поедая при этом свой последний бутерброд, держа его в одной руке и не забывая про нашего Алекса. В другой руке я нес свою картонную коробку, которая казалась мне легкой и вполне сносной, напоминающей, как однажды в ней прибыл «Император Барбаросса», потому что мой папа не сам нарезал эти бутерброды, а получал из Баварии.
Также я мог пить сельтерскую из бутылки, когда господин Брёзель возле того створа, который называется Кугельбак, пропускал стаканчик пива, а в это время Алекс разыгрывал ужасный спектакль перед рядом купальных костюмов, которые полоскались на ветру, ему такое было ему в диковинку. Потом он, виляя хвостом, подошел к нам с живым крабом в пасти.
Мы шли дальше. Моя коробка начала оттягивать мне плечи, и я жалел, что Алекс не был вьючной ослицей, как об этом говорится в Библии. Солнце сияло, и капли пота часто стекали из-под охотничьей шляпы господина Брёзеля. Я завидовал ему из-за его куртки, которая своими многочисленными карманами могла заменить большую коробку. Он это прекрасно видел и улыбался, но такова была его старая привычка, потому что духовное лицо всегда должно иметь свободные руки для благословения.
Бесконечно тянулась вдаль уже поросшая сочной травой дамба. На ней паслись овцы и коровы. Справа тянулось море, а слева, насколько можно было видеть, лежали плоские луга, а также стояло несколько домов. Людей нигде не было видно.