Порой, закутавший в чёрный плащ с капюшоном, стоял он на паперти, старательно укрыв своё лицо, но подавали ему плохо, да и бабки прогоняли его своими клюками, не хотели делиться.
Ночами ему не спалось. Всё тот же чёрный плащ делал его почти незаметным, и он ковылял, зорко высматривая одиноких прохожих своим полуглазом. Однажды в мороз, такой, что даже снег не таял в городе S, набрёл старикашка на юношу, лежащего в глубоком сне прямо на крыльце какой-то лавки. Юноша был истощён, тонкокост, и старикашке хватило сил утянуть его в своё жилище. Там он долго стоял, склонившись над лицом юноши, трогал ему веки и губы своими мерзкими руками, внимательно рассматривал его руки и ощупывал тело. Он затащил юношу на свою кровать, а сам стал готовить какой-то вонючий отвар из корешков и травок, извлечённых из узелочков, хранящихся на полках по стенам комнаты. Заметив, что юноша стал просыпаться, стонать и шевелиться, старик привязал его верёвками к своей постели. Долго не мог очнуться юноша, выйти из забытья. Бормотал что-то, вскрикивал, рвался, но верёвки держали его крепко. Наконец, он совсем проснулся и понял, что связан и лежит где-то в незнакомой комнате. Он стал звать на помощь свою мать и братьев, пытался выкрутиться из верёвок, но был слаб и в изнеможении упал на подушку. Тогда старик предстал перед ним и сказал: «Ты поживёшь у меня некоторое время». Юноша ужаснулся его виду, но пересилил ужас и спросил: «Кто ты? И зачем ты похитил меня?» Ничего не ответил старик и отвернулся к плитке, на которой его варево уже остывало. В неистовстве закричал тогда юноша: «Колдун! Мерзкий колдун! Будь ты проклят! Тебя всё равно найдут, тебе несдобровать, коли ты меня не отпустишь!» Он ругал колдуна, поносил его последними словами, а потом начал молиться. Но и молитва не брала колдуна. Он, коварно усмехаясь, помешивал в кастрюльке. Юноша обессилел и потерял сознание. А колдун сел около постели и взял его за руку. Долго ли, коротко ли пробыл без сознания юноша, однако он очнулся и попросил пить. Колдун налил большую кружку своего отвара и поднёс к губам юноши, который начал жадно глотать. Но не сделал он и трёх глотков, как сотрясло его, и вода пошла обратно, а старик с готовностью поддержал ему голову и подставил миску. «Ты отравил меня! Я умираю! – вскричал юноша, – проклятый, проклятый колдун!» Но он не умер и через некоторое время заговорил: «Проклятый колдун, ты не убил меня сразу, неужели ты хочешь мне лютой смерти? Ты хочешь, чтобы я погиб от жажды? Я хочу пить. Пить!» Ничего не сказал колдун, только молча сидел в углу и таращился своими бельмами. И взмолился юноша: «Дай мне попить хотя бы той горькой отравы, что давал мне в первый раз. Пусть умру от неё, но хотя бы напьюсь перед смертью». И колдун снова поднёс ему к губам большую кружку, и юноша пил, морщась от горечи и отвращения, и выпил до дна. И видит юноша: колдун стал расти, возвышаться над ним, громаден он, и разомкнулись над ним своды, а он ещё растёт и ещё, и вот уже и не колдун это, а сам город над ним громоздится, застилая свет, купола церквей слились в один огромный купол-голову с глазницами колоколен и со зрачками колоколов. И каменные руки-улицы простираются вширь, сгребают всё пространство, и заскорузлые пальцы-переулки кривятся в гневной судороге. И колоннады дворцов – это его мощное туловище, негнущееся и громоздкое, двигающееся боком, ближе и ближе, а ноги врастают в мостовые, да что там – мостовые – это и есть его ступни, и врос он в землю намертво. Вдруг выворачивающий душу треск – это чудовище выдирает ногу, да ведь как это возможно?! Ведь рухнет и рассыплется в прах, оторвавшись опорой от земли?! Однако, со скрежетом и громом поднялась ступня каменная с домами, площадями и набережными, провалилась под ней земля в тартарары, зияет пропасть на полгорода, запахло холодным могильным тлением, и опускается эта глыба прямо на тело юноши, и с безумной болью дробятся его косточки в песок, а вот и на голову давит каменная масса, и раскололась голова его, как орех.