А что с этим делать? Не знаю. Просто, так понятней становится всё. Даже то, что не поддаётся нормальному объяснению. Да, и не надо ничего объяснять. Движение жизни – оно гораздо важнее всего, что может прийти на ум. Но движение ума – это тоже жизнь.
Так, мы, сейчас, о чём рассуждаем?!
Никогда не говори мне о жизни, и тем более, о самоисцелении. Я никогда не пойму этих разговоров. Потому, что они вредны. Тривиальные беседы, видимо, для того и существуют, чтобы не нагружать голову тяжёлыми размышлениями. Или, во/всяком случае, их должно быть совсем немного. Лишний груз на мои, без того, хрупкие плечи. И немного няшки.
Взгляни вокруг – травка зеленеет, небо ясное, птицы пищат скорее, чем поют. Ну, зачем, так сразу, пусть останется эффект фантазирования. Пусть птицы поют, а небо всегда ясное. Пусть глупость выглядит, как поступок влюблённого человека.
Моё сердце, требует этой нежности и наивности. От брани, постоянного искривления позвоночника, когда работаю, не успевая сообразить, на что уходят деньги, я устаю от этого так, что нет никакого рвения поехать, например, на речку, поймать в речке рыбку, или просто, глядеть, как течёт она, не зная ни печали, ни радости, ни сколько/нибудь человеческой обиды, торчащей занозой, постоянно мучающей.
Моя душа, вовсе не стремится к переменам, как могло бы показаться, но всегда остаётся при мне, как нечто такое, чего лишены те, кому она не принадлежит.
Душа – это состояние.
Сколько же вам требуется времени, чтобы понять, зачем человеку смирение? Ведь это своего рода крыша над головой. Чувство защищённости, уюта, комфорта. К нему приходят только добрые люди. Все остальные обитают на дне.
Ненависть, неожиданно всплывающая из глубин моей порочной души, её необходимо сдерживать. Потому мне и приходиться каждый раз извиняться за своё поведение. Это та сторона моего существа, что не даёт покоя никому, даже мне. Оттуда прорастают самые дикие желания. Человеку с такой темнотой нет места среди людей.
Самое ужасное, что можно было бы придумать – это пытаться жить, как в древности. Тогда люди были жестокими. Как минимум. Но многие были, словно хищные животные. В такой атмосфере тяжело жить. И вообще, здесь можно не заводить речи о простых радостях, которые возможны в современном мире.
На какие низости способен человек, если речь заходит о том, что его эго, его начало, его смерть близится. Но, тем не менее, он заставляет себя жить, страдать, цепляться за каждую мелочь.