И 10 января 1791 года, чтобы сохранить хотя бы внешнюю пристойность, назначили Сандунову прощальный бенефис. Да и то – после обращения Силы Николаевича к самой императрице.
А Безбородко, как ни странно, успокоился, и даже сделал молодым подарок – огромную шкатулку с бриллиантами. Часть их отдали на Воспитательный дом, а на другую часть построили роскошнейшие бани – Сандуновские.
Затем счастливые супруги крепко поссорились друг с другом, Елизавета Семеновна уехала в Санкт-Петербург, бани же сдали в аренду.
Сила Николаевич был «первым комиком на русских сценах», Елизавета Семеновна обладала «голосом чистым, как хрусталь и звонким, как золото». Однако же в историю они вошли – постройкой бань.
* * *
Интересно сложилась судьба Гавриила Державина. Еще в 1777 году он, будучи отставным поручиком, просватался к семнадцатилетней Екатерине, дочери португальца Бенедикта Бастидона, бывшего камердинера Петра Третьего. Мать же девушки была кормилицей будущего императора Павла.
Словом, Гавриил Романович сделал серьезную заявку. И, пока родители девицы наводили о нем справки, он отважился, вопреки обычаям своего времени, нанести Кате приватный визит. В этот момент совершенно неожиданно вернулась Бастидониха, и застала соискателя у нег собственной дочери. К счастью, к тому моменту сведения были уже собраны, родителей невесты все устраивало, они появились второй раз с иконами, благословили молодых и принялись готовить свадьбу.
Гавриил Романович жил с Екатериной Яковлевной (так переделали на русский лад ее довольно экзотическое отчество) счастливо, но, к сожалению, не долго. Спустя шестнадцать лет супруга умерла. Не привычный к одиночеству, он начал подбирать замену. Тут-то и вспомнился один случайный диалог, состоявшийся еще при жизни Екатерины Яковлевной. Некая девица Дьякова сказала ей полушутя: «Найдите мне такого жениха, как ваш Гаврила Романович. Я пойду за него и, надеюсь, что буду с ним счастлива».
Ободренный этим воспоминанием, поэт отправился к девице с предложением руки и сердца, и она ответила согласием.
Как говорится, дождалась.
* * *
Еще одна романтическая история того же времени была взята Андреем Вознесенским для поэмы, а затем и оперы «Юнона и Авось». А дело обстояло так. 1801 году, после коронации императора Александра Первого, граф Николай Румянцев вступил в практически неограниченную силу. Царь говорил о Румянцеве: «Нет такого дела, которого я не мог бы поручить Николаю Петровичу Румянцеву с полным совершенно доверием, потому что оно будет исполнено абсолютно точно».