– Как это вы, бывший лейтенант, целый боевой танк оставили врагу? – как бы даже с теплотой спрашивал капитан из военной контрразведки.
– Во-первых, почему бывший? Меня никто не разжаловал! Во-вторых, не пойму, о каком целом танке идет речь? – отвечал я.
– Не волнуйся, миленький, разжалуют тебя быстро, да и к стенке поставят без проволочек, – тем же мягким голосом отвечал капитан. – У нас все уже оформлено. Вот оно, официальное разведдонесение.
За свою короткую жизнь я немало пережил, вытерпел, забыв, что такое слезы, а тут не выдержал – заплакал. Текли они по щекам из закрытых глаз, бессильная ярость клокотала в груди. Понимал, что происходит что-то непонятное, жгуче-обидное, несправедливое.
– Так чем докажешь свою невиновность? – невозмутимо продолжал допрашивать капитан. Я не знал в ту пору о существующей презумпции невиновности, по которой бремя доказывания лежит не на мне, а на следователе. Однако понял, что и здесь без атаки не обойтись.
– Вот ты, – подчеркнуто перейдя на «ты», – сказал я капитану, – меня уже к стенке поставил. Я бы тебя, вертухая, за то, что хотя и считаешься фронтовиком, а сам переднего края еще не видел, в первую очередь к стенке поставил бы. Посмотрел бы на твое состояние, когда ты знаешь, что обвиняют тебя несправедливо. Но не расстрелял бы, а отправил бы потом в окопы рядовым. Может, после этого научился бы верить людям, а не бумаге.
Я говорил, вернее, уже кричал, что машина сгорела, повторяя одно и то же, пока в комнату не вошел моложавый полковник. Капитан тут же принял стойку «смирно». Я понял, что пришел его начальник.
– Лейтенант, если вы правы, вас никто не обидит. Успокойтесь и расскажите, что произошло вчера.
Толково я объяснил, что случилось.
– Чья сводка о танке? – спросил он капитана.
– Авиационного разведывательного корректировщика, товарищ полковник!
– Проверить! Возьмите лейтенанта, солдата из службы охраны и проверьте лично, на передовой.
Вечером того же дня капитан, я (мне вернули только погоны и ремень) и сержант с автоматом двинулись по уже пройденному мною маршруту к передовой. Прибыв в расположение знакомой стрелковой роты, переговорив с командиром и его бойцами, капитан из СМЕРШа понял свою ошибку. Но мои обвинения, видимо, здорово задели его самолюбие. Он все-таки решил проползти ночью по наспех расчищенному от мин коридору на нейтральную полосу и лично в бинокль рассмотреть танк.