На суше и на море. Том 1 - страница 12

Шрифт
Интервал


Встречающие бросились обнимать приехавших «из-под небес». Все что-то бурно говорили. Но когда встречающие поняли, что их родной язык не понимают ни мать, ни сын, слегка смутившись, перешли на очень правильный, сохранившийся в Средней Азии еще со времен ее завоеваний Скобелевым, чистейший русский язык, хотя и узбекский, и фарси они все знали прекрасно.

Домой к старшей тете Тамаре отправились пешком, распределив весь багаж среди многочисленных родственников. Там, умывшись с дороги и отдохнув, сели за длинный стол, который украшали ляганы с волнующе пахнувшим бухарским сладким пловом.

Большой одноэтажный с мансардой дом «Главтети» (как с уважением и любовью ее называли и взрослые, и дети), старшей дочери многодетной семьи деда Лазаря Когана (Кагана), стоял на берегу большого полноводного арыка Салар, среди цветущего фруктового сада. Рядом, через забор располагался городской живописный парк с искусственным озером, парк имени Тельмана, знаменитого немецкого коммуниста – интернационалиста.

Это место, как и сама высокая и по-восточному строго-красивая Глав тётя, мальчику очень понравились. Оно чем-то напоминало ему родной дом на заставе, а строгая красота Главтети была сродни красоте матери, хотя совершенно другого типа. И хотя он еще этого не понимал, но Глав тётю сразу же признал как свою родную, что осталось на всю жизнь.

Все семейство за столом шумно разговаривало на русском, но иногда хозяева, позабывшись, особенно дети, переходили на свой гортанный язык.

Это был древний еврейский язык – иврит, свято хранимый тысячелетиями изгнанниками из Израиля, рассеянными их Господом среди молодых и древних народов Азии.

Разговаривать публично на этом древнем языке в советской Средней Азии запрещалось, а в царские времена его вообще считали одним из среднеазиатских наречий. В царской России людей, говоривших на этом языке, считали сартами, азиатами, и в отличие от европейских евреев в правах не ограничивали, в том числе и в праве оседлости и военной службы. Но все это наш герой узнал только 60 лет спустя, когда начал интересоваться своими корнями.

А сейчас, сидя здесь, в доме Главтети, за праздничным столом, он сделал еще одно важное открытие, что его маленькие двоюродные братья и сестры чем-то отличаются и от него, и от его друзей из шумной многонациональной ватаги на заставе в горах.