Что, блять?
– Повтори, сукин сын, – рычу я этой роже, хищно оскалившись.
Он закатывает глаза, не обращая внимания на мою готовность нападать.
– Ты плохо слышишь? Досадно. Но если ты просишь, то: ты дворняга. Кажется, я сказал не это, но какая разница, ведь суть всё равно та, так ведь?
Я кидаюсь на него, замахнувшись, но он резко блокирует мой удар. Я могу ударить его в живот, но он тут же начинает говорить, привлекая моё внимание и отвлекая меня от дальнейшего нападения.
– Остановись, пока не пожалел, – сухо предупреждает он, – чтобы тебе стало легче, я отвечу на твой вопрос. Я знаю о тебе всё, Диего. И будет ещё лучше, если ты отойдёшь от меня, чтобы не портить мою ауру своим зловонием, то я ещё и представлюсь. Меня зовут Вильям Мелтон. Теперь понимаешь, кто я?
Я отшатываюсь, впечатываясь в стену позади меня.
– Ты её отец… отец Грейс, – хриплю я, разглядывая его, проводя параллель между ними. Неудивительно, что он показался мне знакомым.
– И да, и нет, – усмехается Вильям, – не имеет значения, чей я отец. Главное – я её смерть.
– Что? – в недоумении спрашиваю я. – Не понимаю, о чём ты.
– Объясняю один раз. Слушай и запоминай: ты сейчас едешь со мной, или я выстрелю ей в лоб. Мне не жалко ни пули.
От довольно резкого заявления, тем более от отца Грейс, я в который раз пошатнулся и почти упал на пол, споткнувшись об собственную ногу. Со стороны я, должно быть, выглядел ничтожно с большими глазами размером с дырку в унитазе и открытый ртом. Я ждал, что Вильям сейчас засмеётся и скажет мне серьёзную причину его визита, но этого не произошло не через минуту, не через две. Мы так и стояли: я – в полном шоке, он – с дикой улыбкой, не предвкушающей ничего хорошего. Он напоминал мне шакала. Такой же коварный, мерзкий ублюдок, который ждёт, когда ты расслабишь булки, чтобы нанести удар.
– Урод, – сплевываю я, когда, наконец, прихожу в своей голове к общему мнению. Он не шутит.
На самом деле, я догадывался, что у Грейс с родителями всё шатко, но не думал, что всё в таком плачевном состоянии. Вильям пронзительно смотрит на меня, не шелохнувшись.
– Это всё, что ты хочешь сказать?
– Нет, это даже не сотая доля всего. У меня просто два вопроса: зачем я тебе и куда мы поедем?
– Понизь планку, несчастный. Не кажется ли тебе, что такому человеку, как я, ты не нужен от слова вообще?