Эви нахмурилась. Он никогда не упоминал имени этого человека, это совершенно точно. Но возможно, Ричард прав: особого значения это не имеет.
– Хорошо. Тебе лучше переодеться и умыться. Выглядишь и пахнешь так, словно тебя протащили по полу конюшни.
Ричард громко выдохнул, словно до этого задерживал дыхание.
– Верно. Только поздороваюсь с мамой, прежде чем умыться, а ты собери девочек через…
Он посмотрел на часы.
– Приблизительно через двадцать шесть минут. Увидимся в гостиной. И я ожидаю, что к этому времени ты с прежним энтузиазмом станешь наслаждаться моим обществом. И больше не тревожься, что Ричард поведет себя плохо, договорились?
Она кивнула, а Ричард подмигнул, перед тем как уйти. Но, несмотря на его беззаботность, она продолжала думать, что с мистером Бенедиктом что-то не так.
Пожав плечами, она стала подниматься по лестнице. Возможно, это все ее воображение. И когда джентльмен так красив, как он, можно простить ему некоторые странности.
Когда она подходила к верхней площадке, дверь ближайшей гостевой спальни захлопнулась. Значит, мистера Бенедикта поселили в голубую комнату.
При мысли о том, что она снова увидит его, Эви охватило приятное предвкушение, заставившее больно прикусить губу. Откуда это внезапное желание постучаться в дверь комнаты мистера Бенедикта?
Она даже головой покачала от столь скандальной мысли.
Возможно, ей следует беспокоиться не о поведении Ричарда.
«Забудем на время о храбрости. Я человек слова и ни за что не нарушил бы соглашение, заключенное с леди. Кроме того, куда веселее вести с вами перепалку в письмах, чем слушать критику своих манер при личной встрече. Надеюсь, вы со мной согласны?»
Из письма Хастингса Эви
Когда последний слуга вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь, Бенедикт зажмурился и облегченно вздохнул: «Слава Богу, это закончилось».
Плохо уже и то, что у него оставалось всего несколько минут, чтобы придумать объяснение для Ричарда, результатом которого не стало бы его немедленное изгнание или дуэль с лучшим другом на росистом лугу в рассветный час. Но страшнее всего было бы его разоблачение в присутствии Эви.
Бенедикт снял пиджак, швырнул в изножье гигантской кровати с четырьмя столбиками и оглядел комнату. Напротив постели, у камина, стояли диванчик с двумя креслами. Шумно потрескивавший огонь изгонял прохладу из огромной комнаты. Большие окна, почти от пола до потолка, выстроились в ряд на задней стене, и послеполуденное солнце вливалось в стекла косыми колоннами, в которых танцевали пылинки.